В 1397 году по указанию от Пресвятой Богородицы, бывшему ему в видении, прибыл в обширную область древнего Белоозера архимандрит Симонова монастыря Кирилл вместе с симоновским же иноком Ферапонтом, своим собеседником, и здесь на пустынных берегах Сиверского озера, среди дремучих лесов, положил основание монастырю, ставшему впоследствии известным под именем Кирилло-Белозерского. Но, прежде чем вести повесть об исторических обстоятельствах основания Кирилловой обители и судьбах ее пятивекового существования, скажем несколько слов о личности блаженного ее основателя.

I

Скудны сведения, которые сохранила нам древность о преподобном Кирилле до времени его пострижения в монашество. Преподобный Кирилл родился в 1337 году при державе великого князя Ивана Даниловича Калиты (1325-1341 гг.), в Москве, в одном дворянском семействе, небогатом, но достаточном и состоявшем в близком родстве с сильными и сановитыми людьми того времени, при святом крещении был назван Козьмою. Ни имена родителей святого отца, ни род, к какому он принадлежал, неизвестны. Лишившись еще юношею своих родителей, Козьма до сорокалетнего возраста жил в доме своего родственника Тимофея Васильевича Вельяминова, сановного боярина, бывшего окольничим великого московского князя Дмитрия Ивановича Донского (1363-1389 гг.). Склонность к иноческой жизни Козьма получил с ранних лет, но никто не смел, несмотря на его просьбы, постричь его, потому что все боялись сильного боярина. Только преподобный Стефан, игумен Махрищский, известный самому великому князю, принял его под свое покровительство и помог ему в 1377 году поступить в иноки Симонова монастыря, основанного около 1300 года преподобным Феодором, племянником преподобного Сергия Радонежского. Новопоставленный инок был отдан в послушание старцу Михаилу, впоследствии епископу Смоленскому, и предался строгому подвижничеству, изнуряя себя молитвою, постом и трудами. Пробыв немало времени у Михаила, он потом проходил разные монастырские службы: был на хлебне, служил на поварне, списывал по приказанию архимандрита книги, наконец, был поставлен в священники. Исправляя священническую чреду, он не оставлял своих трудов на хлебне или поварне. Строгого подвижника заметили все, считали его за святого и дивились его великой жизни. Преподобный Сергий Радонежский, когда случалось ему приходить к своему племяннику, заходил прежде всего в хлебню к преподобному Кириллу, и здесь они, ведя беседу между собою о пользе душевной, бывало, засиживались больше часа, пока архимандрит Феодор, услыхав о прибытии Святого, не приходил с братиею к нему на благословение. Это еще более увеличило славу смиренного подвижника, и он, избегая похвал, принял на себя подвиг юродства, но скоро его оставил, потому что узнали все истинную его причину.

После пострижения прошло более девяти лет. Архимандрит Феодор в 1387 году по благословению митрополита и всего освященного собора был избран в архиепископы Ростову, а на его место поставили преподобного Кирилла. Но преподобный Кирилл недолго оставался настоятелем столичного монастыря. Появились старцы, которые желали, чтобы строгий общежительный устав обители был послаблен и, очевидно, по этому поводу в монастыре начались несогласия, хотя большинство братии были единомышленники преподобного Кирилла. И вот он, избегая мирской славы и удаляясь от распрей, оставил архимандритство и заперся в своей келии, чтобы безмолвствовать. Но уединенная келия не могла скрыть подвижника: народ по-прежнему шел к старому архимандриту, что возбудило зависть нового настоятеля Сергия Азакова, введшего в монастырский порядок слабость. Чтобы не быть предметом раздора, преподобный удалился в старый Симонов и здесь предался безмолвию и келейным трудам. Когда преподобный Кирилл жил в безмолвии на старом Симонове, ему пришла мысль где-нибудь вдали от мирской суеты, в глубокой пустыне поселиться и там пребывать одиноко. Много он боролся с новым желанием и постоянно молился Пресвятой Богородице: "Ты веси, яко всю мою надежду по Бозе на Тебе возложих от юности моея. Ты убо, якоже сама веси, настави мя на путь, в нем же возмогу спастися". Раз он стоял пред образом Божьей Матери Одигитрии на обычной вечерней молитве, кончил уже правило и стал петь акафист Божьей Матери, чтобы затем немного заснуть. И вот, когда дошел в икосе до места: "Странно рождество видевши, устранимся мира и ум на небо преложим", вдруг слышит ясный голос, обращенный к нему: "Кирилле, изыди отсюду, иди на Белоозеро, тамо бо уготовах ти место, в нем же возможеши спастися". Вместе с чудным голосом явился яркий свет. В изумлении отдернул преподобный волоковое оконце келии, посмотрел и видит: сияет великий свет от Белозерской полунощной страны. Тогда он понял, что услышаны его молитвы; целую ночь с радостью в молитве благодарил и славил Бога.

Около этого времени пришел с Белоозера инок того же Симонова монастыря Ферапонт, посланный туда архимандритом ради монастырских нужд. Совершив благополучно дальнее путешествие, он поспешил увидеться с преподобным Кириллом, имевшим с ним едино пострижение. В беседе с ним преподобный Кирилл узнал, что в Белозерских краях есть немало мест, удобных для пустынножительства. Согласились и пошли туда оба вместе. После многих дней пути они, наконец, прибыли на Белоозеро и здесь долго ходили, отыскивая удобное место для поселения. Достигши горы Мауры, возвышающейся в местности, где теперь стоит монастырь, они взошли на нее. Окинув взором открывшиеся окрестности, преподобный узнал назначенное ему место для безмолвия. Спустились с горы и остановились на небольшом пригорке, покрытом лесами и вдававшемся полуостровом в воды близлежащего от Мауры Сиверского озера. Водрузили крест и отпели благодарственный канон в похвалу Богородицы, приведшей их сюда. Преподобный Кирилл рассказал тогда своему спутнику о бывшем ему видении, и оба прославили Бога. Нужно было подумать о пристанище в глухом лесу. Связали из древесных ветвей временную палатку, а для постоянного жилья начали копать земляную келью в крутом обвале горы со стороны от озера. Так зачался и пошел знаменитый Кирилло-Белозерский монастырь. Это было в 1397 году, вероятно, весною, преподобный тогда имел от роду около шестидесяти лет.

Недолго жили вместе святые отшельники. Пока еще копали келью в земле, преподобному Ферапонту пришло желание поселиться в отдельном месте, и он, получив на это согласие и благословение от преподобного Кирилла, удалился к северу верст на двадцать, на берега озер Павского и Бородаевского, и здесь основал свою обитель в честь Рождества Пречистой Богородицы, известную под именем Ферапонтова монастыря. Преподобный же Кирилл остался один подвизаться в земляной келии среди первобытного глухого леса, где никто еще не обитал. Изредка только посещали его два окрестных крестьянина, чтобы пособить ему в его трудах. Преподобный сам рубил лес, выстроил часовню для молитвы и деревянную келию для жилья, сам готовил нивы. На первых порах приходилось бороться за жизнь с дикою природою и враждою людей. Расчищая лес и сожигая его для посева, раз чуть было сам преподобный не сгорел, будучи со всех сторон окружен огнем и дымом, а другой раз, когда он прилег отдохнуть, его чуть было не задавило дерево. Только промысел Божий и заступничество Богородицы хранили его в дикой пустыне. Мешали ему оставаться спокойным и люди. Соседний помещик именем Андрей, желая выгнать преподобного, не однажды пытался поджечь его келию, но огонь, несмотря на все старания, не загорался; пришел в страх от этого легкомысленный человек, одумался и принес покаяние преподобному.

О поселении отшельника скоро стало известно, и к нему начали приходить желающие посвятить себя пустынножительству. Первыми прибыли к преподобному Кириллу два инока Симонова монастыря - Зеведей и Дионисий, единомышленники преподобного. Рад был им святой пустынник, потому что любил их, и с охотою принял их к себе. За ними начали являться многие; преподобный после немалой их просьбы оставлял у себя и потом, испытав, постригал в иноки. Услыхав о новом подвижнике, приходили к нему и старцы из других монастырей, даже очень дальних. Скопилось в Белозерской пустыне немалое число братии, и преподобный Кирилл принял на себя звание игумена. Между иноками, пришедшими вначале, были: Нафанаил, впоследствии келарь обители, Андрей, живший до пострижения близь обители, Игнатий, муж великой жизни, Кассиан, постриженник Спасо-Каменного монастыря, старец Феодот, пришедший из какой-то дальней обители, и другие многие.

Братия вновь возникшей обители умножалась, и небольшой деревянной часовни, поставленной преподобным, было уже недостаточно, потребовалась для общего собрания более обширная церковь и братия просила преподобного устроить ее. Обитель была далеко от места, где жили плотники, и братия много от этого печалилась, преподобный же уповал на милость Божию и ходатайство Пречистой Богородицы и молился ей о помощи. И вот пришли плотники, никто их не звал. Тогда была срублена церковь и освящена в честь Успения Божьей Матери, почему и монастырь Кириллов называется Успенским. В то время Белозерский край принадлежал к Ростовской епархии; благословение на освящение церкви, вероятно, было получено от Ростовского архиепископа Григория (1395-1416 гг.). Удельный Белозерский князь Андрей Дмитриевич, младший из живых сын Донского, снабдил церковь в изобилии иконами, книгами и другою церковной утварью. Между иконами, сохранившимися и доселе, замечательны: чудотворная икона Божией Матери Одигитрии, принесенная самим угодником с Москвы, икона Успения Божией Матери, храмовая, писанная Рублевым (скончался 1424 г.), иноком Андрониевского монастыря, и икона Успения же Божией Матери письма преподобного Дионисия Глушицкого, жившего некоторое время в пустыне с преподобным Кириллом. Построение церкви нужно относить к 1398 году.

Церковь была построена не на горе, где поселился первоначально преподобный и в которой была ископана пещера и где была первая часовня и, быть может, деревянная келья преподобного с кельями других отшельников, а на другом пригорке, близь этой горы лежащем. Новые кельи, конечно, уже строили около церкви; тут же, вероятно, была срублена братская трапеза, хлебня и другие службы. Таким образом, образовались большой Успенский монастырь и малый "на горе", впоследствии называвшийся Ивановским. Кругом монастыря была деревянная ограда.

Окрестные жители, узнав, что в пустыне выстроена церковь, думали, что преподобный Кирилл принес с собою много денег (тем более, что раньше он был архимандритом богатой столичной обители). Соблазнился этим соседний помещик, именем Феодор, живший на Шексне; три раза подсылал он разбойников ограбить преподобного, но они каждый раз возвращались, видя большое множество воинов, охраняющих монастырь. Когда узнал корыстолюбивый помещик, что в обители никаких воинов не было, пришел в страх, раскаялся и стал ревностным почитателем преподобного и его обители.

Устав, который преподобный ввел в свою обитель, был общежительный, тот самый, которым управлялись монастыри Симонов, где жил преподобный, и Сергиев. Основные начала этого устав изложены в житии преподобного отца. Устав и порядки обители, раз заведенные, соблюдались со всею строгостью и без отступления: сам блаженный Кирилл был во всем и для всех примером и живым образцом. Раз прибыла в обитель княгиня Агриппина, жена белозерского удельного князя Андрея Дмитриевича, и хотела братию угостить рыбою в пост великий. Преподобный, несмотря на ее просьбы, не дозволил этого, чтобы не дать никакого повода нарушать устав. Трудами преподобного Кирилла, под его руководством и под воздействием введенного им устава в Белозерской обители воспитался круг учеников, преданных своему наставнику и строгих ревнителей устава и преданий святого аввы. Одни из них, после кончины преподобного оставались в обители, как, например, Иннокентий, Христофор, Трифон и др., были верными хранителями заветов святого отца и передали их во всей чистоте своим преемникам; иные же, оставив обитель своего наставника, как, например, Савватий Соловецкий, Мартиниан Белозерский, широко разнесли по северо-восточной и северной Руси его устав и обычаи. Кроме учеников преподобного Кирилла, известны его собеседники, которые жили некоторое время в Белозерской пустыни вместе с преподобным, таковы преподобный Ферапонт Белозерский, преподобный Дионисий Глушицкий, преподобный Павел Обнорский. Последний, побывав в Кирилловой обители, такую же жизнь схотел ввести и в Галичской пустыни, но это не понравилось тамошним инокам, и они его выгнали из пустыни.

Одним из обычных и любимых занятий Кирилловой обители было писание книг, необходимых для церковного богослужения, келейной молитвы и духовного просвещения, и чтение их ради душевной пользы. Кто не умел грамоте, слушал назидания от писаний у знающих ее. Эту любовь к книжному делу и духовному просвещению вдохнул в иноков северной обители сам основатель ее преподобный Кирилл, не только бывший знатоком святого Писания и святоотеческих творений, но и сведущий в мирских науках. Преподобный Кирилл сам занимался списыванием книг, таковые хранящиеся теперь в ризнице монастыря: "Святцы", "Сборник от правил святых апостолов и святых Отец" и "Сборник от Никоновских правил", и занимался, кроме того, составлением собственных писаний, таковые послания к сыновьям Дмитрия Ивановича Донского: великому князю Василию, Юрию, князю Звенигородскому, и к Андрею, князю Можайскому и Белозерскому, ему же духовное завещание, предающее обитель в покровительство этого князя. Между учениками преподобного, занимавшимися писанием книг, известны Христофор, Мартиниан, Ферапонт; писанные ими книги еще доселе хранятся в обители. Достойно замечания, что во времена преподобного был мирской дьяк Алеша Павлов, дело которого было обучать отроков грамоте. Ему был отдан в научение преподобный Мартиниан.

Пользуясь покровительством князя и верою, которую питали к преподобному Кириллу именитые и простые люди, обитель его стала скоро, еще при жизни ее основателя, богата вотчинами и земельными угодиями, обеспечивавшими ее существование. Особенно были благорасположены к обители и много принесшие ей вкладов супруга Дмитрия Ивановича Донского - Евдокия и его сын - Андрей Дмитриевич, удельный белозерский князь.

Время, протекшее от основания обители до кончины преподобного (1397-1427 гг.) бедно внешними событиями; вся работа иноков ее сосредотачивалась на внутренних духовных подвигах - молитве, посте и трудах. Можно только отметить посещение обители княгинею Агриппиною, женою князя Андрея Дмитриевича, а затем последовавшее прибытие самого князя Андрея Дмитриевича, вызванные верою к преподобному Кириллу, которую они к нему имели. Время этих событий указать трудно. Вот еще два происшествия, имеющие близкое отношение к обители. Случился в стране, где стояла она, великий голод; нуждающиеся толпами приходили к преподобному и получали от него пропитание. В то время еще обитель не имела вотчин, и хлеб в ней был или приносной от других людей, или взрощенный трудами рук иноков, и его было мало, но молитвами преподобного скудные житницы обители не истощались, и все нуждающиеся получали без отказа пропитание. Незадолго пред кончиною преподобного Кирилла Белозерского край подвергся некоему страшному "смертоносию", много народу померло от него около обители, заболел и брат, подвизавшийся в ней, Сосипатр. Христофор, бывший ему братом по плоти, обеспокоился и со страхом доложил об этом преподобному Кириллу. Прозорливый отец успокоил его, сказав, что никто из обители не отойдет раньше его, а по его отшествии многие последуют за ним. Так и было.

Приблизились дни глубокой старости; преподобный изнемогал от различных и частых болезней и чувствовал, что скоро кончатся дни его жизни. "Увидел, - писал он князю Андрею Дмитриевичу в предсмертном своем послании, - что постигла меня старость, потому что впал в частые и различные болезни, как никогда в иное время, и они ничто мне иное возвещают, как только смерть и суд страшный Спасов будущего века". Предчувствуя свою кончину, преподобный собрал братию своей обители; тогда всех было около 53 человек. Пред всеми передал управление монастырем своему ученику Иннокентию, сделав его вместо себя игуменом, и, призывая во свидетели Бога, заповедовал игумену и братии хранить устав обители, чтобы ничто не разорилось от общего жития, а новопоставленному игумену Иннокентию повелел делать все так, как тот видел у него самого. Извещая удельного князя Андрея Дмитриевича о сделанных им распоряжениях, он в своем духовном завещании, отправленном князю, передает обитель, свое создание, под покровительство этого князя. После этого сам преподобный удалился от дел управления обителью на покой и предался в последние дни своей жизни любимому им безмолвию. От постоянного воздержания и стояния ноги не могли уже святому старцу служить, но он не оставлял обычного правила и, сидя, исполнял его. В церковь носили его на руках и, когда служил Божественную литургию, немощные его уды поддерживали его ученики. Так прошло немало времени, и вот настал смертный час. В день пятидесятницы преподобный сам служил литургию и приобщился святых тайн, а на другой день, будучи крепок духом, видимо, стал изнемогать телом. Было ясно, что он отходит к Господу. Собралась братия и с горестию смотрела на него. Преподобный, благословляя каждого, говорил в утешение братии, неудержимо рыдающей и скорбящей, что по его смерти обитель разорится: "Не скорбите об этом, - говорил он, - если приобрету некоторое дерзновение пред Господом и Пречистою его Материю и если труд мой угоден будет Богу, то не только не оскудеет это святое место, но еще больше распространится по моем отшествии, только любовь имейте между собою". Еще раз приобщился блаженный отец святых тайн и тихо с молитвою на устах скончался. Лицо его стало светло, и было слышно от тела некое благоухание. С пением псалмов и молитв братия вынесла тело своего игумена в церковь и потом погребла его близь церкви по северную ее сторону. Во время погребения братия была утешена радостною вестью. Пришел поселянин Авксентий и сказал, что, когда он лежал на поле, одержимый трясавицею, явился к нему преподобный Кирилл со священником Фролом, еще раньше скончавшимся, и тогда он встал повелением святого отца здрав.

Преподобный Кирилл Белозерский скончался в 1427 году 9-го июня, в каковой день и совершается церковью его память, прожив девяносто лет от роду и тридцать лет в созданной им обители. Его кончина отмечена в летописях.

За святость, труды и непрестанные молитвы еще при жизни на земле преподобный Кирилл был удостоен от Бога дара чудес и прозрения; после же его блаженной кончины по вере приходящих подавались и подаются многие чудеса молящимся пред его гробом. Вследствие этого почитание преподобного Кирилла как святого в его обители началось сразу по его кончине, прославленной исцелением от трясавицы Авксентия, бывшем по видении преподобного, и скоро было разнесено его учениками и почитателями по Руси; даже слух о его святости и чудесах скоро достиг до подвижников горы Афонской: "Еще ми сущу далече (т. е. на Афоне), слышах о святем, колики чудеса творит Бог его ради", - пишет Пахомий Логофет, пришедший в Россию между 1425-1440-м годами. В начале второй половины XV столетия, между 1461-1464 годами, московский князь Василий Васильевич и митрополит Феодосий озаботились уже о составлении жития преподобного и службы ему, и по их поручению то и другое (житие и канон) были написаны Пахомием, иеромонахом Афонской горы. С XV же века начали помещать имя преподобного Кирилла, Белозерского чудотворца, в месяцесловах наряду с именами преподобных Сергия, Алексия митрополита, Стефана Пермского, а в одном Евангелии конца XV века показаны в месяцеслове чтения евангельские из русских святых монгольского периода только Алексею митрополиту и Кириллу, "иже на Белеезере создавшему велику лавру пресвятыя Богородицы". При молитвенных воззваниях в XV и XVI столетиях имя преподобного Кирилла употребляется наряду с именами святителей Алексея и Леонтия и преподобных Сергия, Варлаама и Александра Невского. Указанием на молитвенное заступничество сих святых митрополит Геронтий ободрял Иоанна III (в 1480 г.) на борьбу с Ахматом, на них ссылался митрополит Даниил, когда на соборе 1525 года доказывал Максиму Греку правильность владения монастырскими вотчинами. Но когда Русская Церковь установила чествование преподобному Кириллу, Белозерскому чудотворцу, об этом сведений нет. Нужно думать, что это чествование было установлено до соборов 1547 и 1549 годов, так как митрополит Макарий и царь Иоанн IV имя преподобного Кирилла упоминают как угодника Божия и молитвенника пред Богом наравне со святителями Петром, Алексеем, Ионою, и так как сведения, необходимые для установления чествования (канон, житие, чудеса) были хорошо известны в Москве еще до собора 1547 года, а между тем в списке канонизированных святых этого собора имени преподобного Кирилла нет. Первый престол во имя преподобного Кирилла был устроен в 1531 году великим князем Василием III Иоанновичем в Кирилло-Белозерском монастыре в приделе при церкви Иоанна Крестителя и освящен, по благословению ростовского архиепископа, в декабре месяце этого года. Церковь над гробом преподобного в честь него выстроена вследствие укоров Грозного около 1593 -го года. В XVII веке память преподобного Кирилла в Москве чествовалась торжественно. Так, около 1634 года в день памяти преподобного (9 июня), благовест производился в "ревут", трезвон большой, а звон начинали, как царь пойдет на Кирилловское подворье, т. е. Афанасиевский монастырь, бывший в Кремле около Фроловских ворот, где при церкви Афанасия Александрийского был придел во имя преподобного Кирилла.

Изображение лика преподобного Кирилла иконописью началось еще при жизни его, а именно преподобный Дионисий Глушицкий (скончался в 1412 г.), живший некоторое время в Белозерской обители, написал образ преподобного. Белозерский чудотворец изображен на нем во весь рост в старческих летах, голова открыта, руки сложены крестообразно на груди, в мантии, из-под которой спускается аналав, доходящий почти до земли. Самый древний список с этого образа, по размерам больший его, находится в Введенском теплом соборе против правого клироса, а первоначально он был местным в церкви преподобного Кирилла. Кроме этого изображения преподобного Кирилла, в настоящее время известны его изображения в чудесах, в молении в Симонове монастыре пред иконою Божией Матери Одигитрии и его изображение пред своею обителью с иконою Божьей Матери вверху.

II

Предсказание преподобного Кирилла скоро сбылось. После кончины его прошло только одно лето и наступила осень, как осиротевшая братия лишилась оставленного преподобным за себя игумена Иннокентия, а за ним, как бы согласившись, последовали, по слову прозорливого отца, более тридцати братий; в обители осталось не более двадцати трех иноков. Но молитвы блаженного ее основателя пред Господом и Пречистою Богородицею хранили ее от оскудения; по слову преподобного Кирилла, сказанному в утешение братии, Белозерская обитель Пречистой Богородицы наполнилась иноками, и она скоро стала в ряду первых русских монастырей, так что уже в XV столетии она называлась великою лаврою Пречистой Богородицы. Кириллов монастырь в XV и в XVI веках управлялся игуменами, но они по степени стояли выше некоторых архимандритов. Игумены кирилловские, как настоятели именитой обители, принимали участие в земских и церковных соборах, каковые в древнее время были у нас нередко. Вместе с верою, которую имели к преподобному Кириллу и его обители князья, именитые и простые люди, умножались земные богатства ее и ее благоустройство. Скоро потребовалось расширить монастырь и выстроить новую церковь, более обширную, чем поставил преподобный. При игумене Трифоне (1435-1447 гг.) пришел в монастырь один из вельмож Захария Иванович, предок рода Романовых, увидев великое житие братии, помыслил, если благословит Бог, постричься в обители Кирилловой и много дал серебра на постройку храма. Церковь была заложена великая. Случился в стране голод; многие шли в обитель для прокормления. Келарь, видя многих рабочих и многих бедных, питающихся хлебом из монастыря, велел умалить помощь голодающим. Но когда умаляли, оскудевали житницы, когда же выдавали всем, они были полны. Возвестили хлебники об этом старцам великим той обители, а они игумену, и тот велел кормить всех приходящих. Более 600 человек питалось ежедневно, но хлеба на всех хватило до нового урожая, и прекрасная церковь была воздвигнута. Вместе с нею была поставлена трапеза "вельми красна". Тогда же и монастырь был распространен. При блаженном Кирилле немного он занимал места, потому что немного было братии. Теперь же, когда число братии увеличилось, пришлось расширить и самый монастырь. В 1460 году при игумене Кассиане (1448-1469 гг.) была поставлена вторая церковь в монастыре во имя Введения Божией Матери. В конце же XV века, в 1496 году, игуменом Макарием была складена вместо прежней деревянной новая каменная в честь Успения Божией Матери, существующая до нашего времени. Каменщиков и стенщиков при клаже было двадцать мастеров, из них старший Прохор Ростовский. Церковь клали пять месяцев, а издержали на нее 250 рублей. Это первая каменная церковь в монастыре да и во всем Белозерском крае.

Самым драгоценным наследием Белозерской обители от ее блаженного основателя были общежительный устав и строгий подвижнический дух братии, хранимые сначала учениками преподобного, его самовидцами, а потом их преемниками, как некое священное предание, нерушимо и неизменно. Время, протекшее от кончины преподобного до первой половины XVI столетия, было золотою эпохою Кирилло-Белозерского монастыря, когда он блистал не столько своими богатствами, сколько великою жизнью иноков. Образ преподобного Кирилла и его предания живы были в обители и отражались в жизни ее иноков, освещая им путь иноческих подвигов. Заботою преемников преподобного Кирилла, игуменов монастыря, было исполнить все, что видели делающим своего отца, чтобы ничто не разорилось из общего жития и обычая монастырского, им установленных. Таковы были Иннокентий, Христофор, а затем Трифон и Кассиан, воспитывавшиеся в иноческой жизни у самого преподобного. Но не одни игумены хранили заветы преподобного Кирилла; их с не меньшею ревностию, часто даже с большею, поддерживали рядовые иноки обители. Как сам блаженный Кирилл, свидетельствует преподобный Иосиф Волоколамский, живший некоторое время в Белозерской обители, постоянно имел попечение о монастырском благочинии иноческом, таковы же были и его ученики после него. Уподобляясь ему и имея предания его в своих сердцах, они никак не попускали людям бесчинным и презорливым, которые не хранили и оставляли в пренебрежении предания святого Кирилла. Об этом всегда они заботились не только по отношению к подобным себе инокам, но и по отношению к настоятелям, когда видели что-либо, совершавшееся не по обычаю отеческих преданий, стропотно и развращенно. После смерти учеников преподобного Кирилла, первых после него игуменов, некоторые из настоятелей нарушали установления преподобного, но великие житием старцы, столпы обители, восставали и обличали такие нарушения, хотя за это подвергались иногда тяжким побоям. Благодаря этим великим старцам предания преподобного Кирилла хранились во всей их чистоте, воспитывая в иноках дух строгого подвижничества. Иоанн Грозный, порицая современные ему порядки в Кирилло-Белозерской обители, внесенные туда боярами-иноками, говорит: "Досюдова в Кириллове и иглы, было, и нити лишние в келие не держали, не токмо что иных вещей". Когда, потом он рассказывает, он приехал туда в первый раз, еще юношею (1547 г.), и, опоздав к ужину, позвал подкеларника и начал требовать для себя стерлядей и другой рыбы, то подкеларник отвечал: "Мне о том приказу не было, а о чем был приказ, то я приготовил к ужину. Государя боюся, а Бога надо бояться еще больше". Так крепко держались в Кирилло-Белозерском монастыре общежительного устава.

Благодаря такой крепости в обители, она широко раскинула свое духовное влияние на весь северный край Руси. Первыми знаменитыми подвижниками, вышедшими из обители, были преподобные Савватий Соловецкий (скончался в 1436 г., 27 сентября) и Мартиниан Белозерский (год смерти – 1483. 12 января), ученики самого преподобного. Постригшись в иноки от руки преподобного Кирилла, преподобный Савватий некоторое время прожил в Белозерской обители и потом, по преставлении преподобного, убоявшись славы, воздаваемой ему всеми, удалился в Валаамскую обитель, а из нее пришел на Соловецкий остров и там вместе с иноком Германом положил начало знаменитому Соловецкому монастырю. Предчувствуя кончину, он оставил пустынный остров, пришел на Выгреку и здесь, приобщившись святых тайн, скончался и был погребен неким игуменом Нафанаилом в присутствии новгородского купца Иоанна (год смерти - 1436. 27 сентября). Белозерская обитель не оставляла своего постриженника; как она следила за его подвигами при жизни, так и по его преставлении заботилась о его прославлении. "Слышали, - писали соловецким подвижникам игумен и братия в послании, принесенном иноком Кириллова монастыря, - слышали от приходящих из вашей страны к нам об острове Соловецком, устроилось жительство иноков, только одного блага лишаетесь, то есть того, что преподобный Савватий вами забыт, который прежде вашего трудолюбия там жил по Бозе. Слышали некоторые из братии нашего монастыря, бывшие в Великом Новегороде, повествование некоего боголюбца, мужа именем Иоанна, и мы свидетели добродетельного его жития, потому что сей блаженный отец довольно лет пожил с нами в дому Пречистыя Богородицы в Кириллове монастыре. Поэтому пишем ныне к вашей святыне, подавая духовный совет, чтобы вы не лишались такого дара, но перенесли со тщанием к себе преподобного и блаженного Савватия". Так и поступил игумен Соловецкой обители преподобный Зосима, еще до послания задумавший это сделать: святые мощи были им перенесены в 1465 году и преданы погребению в обители, где и ныне почивают в храме Святой Троицы.

Вторым знаменитым учеником преподобного Кирилла был святой Мартиниан. Еще отроком пришел он в обитель преподобного, был им принят (около 1409 г.), научен и пострижен и после кончины его немало времени оставался в месте своего пострижении, пока, оставив монастырь Кириллов, не основал на острове озера Воже свою пустынь во имя Преображения Господня. Отсюда преподобный Мартиниан, вняв усиленным просьбам иноков Ферпонтова монастыря, переселился в последнюю обитель и, когда скончался там игумен, был избран братиею на место его. Отсюда великий князь Василий Васильевич, зная его высокую жизнь по Бозе, вызвал в настоятели Сергиевой лавры, но он, ревнуя о своем спасении и обители Ферапонтовой, переселился опять на Белоозеро и здесь скончался в 1483 году, января 12 дня. Преподобный Мартиниан был любимым учеником преподобного Кирилла, ревностным его последователем и строгим исполнителем обычаев и порядков Кирилловой обители. Он, призывая на помощь в молитвах святого отца и помня добрую его жизнь, держал ее на сердце своем как "некую хартию писану" и по ней, как по лестнице доброй, восходил в подвигах добродетели. В Вожеозерском Спасском монастыре он установил общежительный устав по образу Кирилловой обители, а в Ферапонтове и Сергиевой Лавре старался его поддержать и укрепить во всей его чистоте. Его трудами Ферапонтов монастырь стал знаменит между белозерскими и русскими обителями и некоторое время назывался Мартиниановым. Восхваляя подвиги святых отцов Кирилла и Мартиниана, древний повествователь говорит: "Многие от недр оных преподобных отцев вышли епископы, многие игумены и учители, и наставники общим житиям; многие ученики, и братия, и отцы их были прозорливы, многие Божией благодати исполнены и райския пищи сподобились".

Преподобные Савватий Соловецкий и Мартиниан Белозерский были учениками самого преподобного, от него они восприняли дух строго иноческой жизни. Но и после кончины святого аввы порядки и устав, оставленные им, не искажались в обители и твердо хранились учениками преподобного, не покинувшими его монастырь, и воздвигли многих светильников монашеской жизни, далеко разнесших предания и устав святого старца. Таковы постриженники Кириллова монастыря Игнатий Ламский (скончался в 1591 г., декабря 28), Нил Сорский (скончался в 1505 г., мая 7) и его ученик Иннокентий (скончался в 1511 г., марта 19), Корнилий Комельский (год смерти - 1537, мая 19) и Александр Ошевенский (год смерти - 1489, апреля 20). Многие из основателей монастырей приходили в Кириллову обитель, чтобы видеть ее порядки, таковы Иосиф Волоколамский, Феодорит, просветитель лопарей, и, по преданию, Кирилл Новоезерский. Основанные им монастыри, кроме пустыни Нила Сорского, положившего начало на Руси скитскому житию по образцу афонских подвижников, были общежительные, так устроенные ими по образцу Кирилловой обители. Преподобные Иосиф и Корнилий составили для руководства братии уставы, весьма сходные между собою, быть может потому, что оба святых отца были близко знакомы с порядками Кирилловой обители. Преподобный Иосиф жил в Кирилло-Белозерском монастыре в 1478 году, изучая его порядки, которые ему понравились более всех монастырей, посещенных им, и возвратился домой, в монастырь преподобного Пафнутия Боровского, которого он был постриженником и преемником в игуменство, с большим желанием ввести у себя такое же общежитие, но встретил себе сопротивление среди братии и с семью своими единомышленниками, оставив монастырь, основал в пределах своей родины - в Волоколамске, свой общежительный монастырь (в 1479 г.), скоро прославившийся строгостью своего устава. Преподобный Корнилий поступил в Кириллов монастырь в юношеских годах вместе с дядею своим и здесь, будучи 15-ти лет, пострижен, проходил разные монастырские службы и, между прочим, в хлебне Кириллова монастыря, питавшего в голодные годы целые страны. Оставив Белозерскую обитель, некоторое время странствовал по разным монастырям и в 1497 году пришел в глухие Комельские леса Вологодского края и основал здесь свой монастырь общежительный. Два раза он оставлял его, первый раз, чтобы основать вместе со своим учеником на Сурском озере в Костромских лесах новый монастырь, известный впоследствии под именем Геннадиева, и второй, чтобы скончать дни свои на покое в Кирилло-Белозерском монастыре. Оба раза просьбы комельских иноков возвратили его в основанную им Введенскую обитель, где он и скончался в 1537 году, оставив после себя многочисленных учеников. Из них Филипп Ирапский, Кирилл Новозерский, Иродион Илозерский, Зосима Ворбозомский и Даниил Шужгорский основали обители в Белозерском крае.

Преподобный Нил Сорский, постригшись в Кирилло-Белозерском монастыре, долгое время затем путешествовал по странам Востока, изучая на Афоне и в других скитах монастырские уставы. Окончив путешествие, он возвратился на Белоозеро и здесь, невдалеке от Кириллова монастыря, основал пустыню, но ее вскоре покинул и основал другую в 15 верстах от Кириллова монастыря на реке Сорке. Преподобный Нил Сорский ввел на Руси особый вид монашеского подвижничества - скитский, давно уже процветавший на Афоне. Собирались два-три, много десять пустынников, устрояли общую трапезу и церковную службу и, живя трудами рук своих, подвизались по отдельным келиям в умном делании. Таких скитов около Белозерского монастыря возникло немалое число; они были приписаны к Кирилловой обители, ею поддерживались, от нее получали настоятелей, в нее же укрывались пустынники, оставлявшие по охоте или по нужде свои скудные пустыни. Из таких скитов, кроме Нило-Сорского известны: Христофорова пустынь, где жил знаменитый князь-инок Вассиан, постриженник Кирилловский; пустынь старцев Нила Полева и Дионисия Звенигородского, переведенных по разрушении их пустыни великим князем Василием Ивановичем в Кириллов; пустынь Порфириева, бывшего игумена Троице-Сергиевой Лавры, где жил преподобный Феодорит, просветитель лопарей; пустынь Артемиева, в которой вместе с ним подвизался некоторое время тот же Феодорит; пустынь Георгиевская в Надпорожье и другие многие. Влияние Кирилло-Белозерского монастыря на устройство монастырей в XV и XVI веках распространялось и чрез то, что многие из игуменов Кирилловой обители стали потом епископами, руководителями духовной жизни своей епархии, таковы, например, игумен Алексий, бывший епископом в Вологде (с 1525 г.), игумен Досифей - архиепископом в Ярославле (с 1537 г.), игумен Афанасий - епископом Суздальским (1551 г.). Таким образом, устав и порядки Кирилло-Белозерской обители далеко славились и служили для многих монастырей образцом. Общежитие, возрожденное на Руси преподобным Сергием, не везде еще было введено. Одни монастыри оставались при старых особножитных порядках, другие же усвоили новые общежитные уставы наполовину, усиливаясь ввести их в полной чистоте, как в знаменитых обителях, каковы Белозерская, Троице-Сергиева, Симонова и другие. От времен царя Ивана Васильевича Грозного сохранилось челобитье неизвестных иноков, которые умоляли царя завести общежитие в монастырях, стоящих около Москвы, по образцу Кирилло-Белозерского, Волоколамского и Колязина.

III

В 1425 году великий московский князь Василий Дмитриевич, сын Донского, скончался; великокняжеский стол перешел его десятилетнему сыну Василию Васильевичу. Малолетний князь в лице своего родного дяди Юрия Дмитриевича, князя Галицкого, и его сына нашел сильных соперников. В Русской земле открылась междоусобная брань, продолжавшаяся подряд несколько десятков лет с небольшими перерывами (1425-1453 гг.). Сначала Василий Васильевич за свое отцовское наследие боролся со своим дядею, а потом, после его смерти (1434 г.), с его непокорным сыном Дмитрием Шемякою. Кириллова обитель в этой распре немаловажную оказала услугу Русскому государству. Игумен Христофор, управлявший обителью после преемника чудотворцева Иннокентия, тогда многих пленных выкупил и посадил на своих местах. Князь Юрий два раза посылал с настоятельною просьбою, чтобы он пришел к нему для духовной беседы, но строгий подвижник каждый раз отказывался, ссылаясь на монастырский устав, запрещающий выходить из обители. Подивился такой крепости князь и всех пленных, сколько их было, отпустил на свободу, а в монастырь дал большую милостыню. В 1446 году великий князь Василий Васильевич, благополучно возвратившись из татарского плена, поехал на богомолье к Троице в Сергиеву Лавру. Дмитрий Шемяка, унаследовавший от своего отца желание занять московский стол, следил за всеми действиями великого князя. Василий Васильевич был вероломно схвачен у Троицы, привезен в Москву, которую уже Шемяка занял своими полками, и здесь 16 февраля ослеплен. Шемяка стал великим князем, а законного государя вместе с его женою сослал в заключение в город Углич. Сюда же скоро были привезены и дети великого князя, обманом взятые из Мурома, где они, спасаясь, засели и укрепились с князьями Ряполовскими. Но положение Шемяки было непрочно: все законным государем считали Василия Васильевича. Неудовольствие усилилось, когда Шемяка коварно схватил детей князя. Чтобы прекратить волнение, Шемяка решился дать свободу своему узнику. В сопровождении епископов, игуменов и пресвитеров он поехал в Углич, освободил в 1447 году великого князя и, дав в удел ему Вологду, заставил присягнуть не искать под Шемякою великого княжения. Василий Васильевич дал в неволе клятвенные грамоты и после пира, который устроил ему Шемяка, отправился в Вологду. Но недолго и здесь он жил. Со многих концов Руси уже поднимались на освобождение законного московского государя. Василий Васильевич отправился из Вологды на Белоозеро для богомолья в Ферапонтов и Кириллов монастыри, желая находящуюся там братию накормить и дать милостыню. С радостью встретил его кирилловский игумен Трифон и его братия. Невольная клятва стесняла совесть князя и народную, чтобы встать за освобождение Москвы. Игумен Трифон торжественно разрешил князя от клятвы, успокоил его совесть, взяв грех на себя и свою братию. В короткое время обитель наполнилась множеством людей, пришедших из разных городов служить великому князю. Василий Васильевич, снесшись с тверским князем Борисом, отправился с ополчениями в Тверь и с помощью его и князя Михаила Андреевича Верейского занял свой великокняжеский стол.

Вскоре после посещения Кирилло-Белозерского монастыря Василием Темным игумен Трифон умер; его место заступил по благословенной грамоте 1448 года архиепископа ростовского Ефрема постриженник и игумен Спасо-Каменного монастыря Кассиан, свидетель житию Кирилла чудотворца. Этому игумену Кирилло-Белозерской обители пришлось участвовать в событии, имеющем важное значение для русской церкви. Вместо скончавшегося митрополита Фотия (1431 г.) на соборе, где присутствовало вместе с епископами множество архимандритов, игуменов и прочего духовенства, в 1448 году был избран в митрополиты московские и всея Руси рязанский епископ Иона помимо Константинопольского патриарха, до сего времени ставившего в Русскую землю митрополитов. Чтобы прийти по этому случаю в соглашение с патриархом, великий князь Василий Васильевич и митрополит Иона к цареградскому патриарху Геннадию дважды посылали "о церковном исправлении" Кирилло-Белозерского игумена Кассиана. Посольство достигло цели: московским митрополитам было предоставлено право не ходить в Константинополь для поставления, а становиться дома своими епископами, и русская митрополия с того времени стала считаться первою митрополиею в восточной церкви, а московский митрополит занял место по иерусалимском патриархе. Таким успехом доволен был князь, почтил игумена Кассиана и дал довольные требования монастырю. Впоследствии, в 1458 году, тот же игумен с Троицким игуменом Вассианом ходили в Литву с грамотами митрополита Ионы, увещавшего не принимать поставленного в Риме митрополитом Киевским Григория. Но это посольство не имело успеха; юго-западная половина русской митрополии окончательно отделилась от северо-восточной. Игумен Кассиан, пожив много лет в Кириллове, удалился на покой на место своего пострижения в Каменный монастырь и там скончался.

Ко времени игуменства Кассиана (1448-1469 гг.) относится составление жития преподобного Кирилла и канона ему.

Как только кончились земские смуты и были улажены церковные дела, великий князь Василий Васильевич и митрополит Феодосий, заступивший место святителя Ионы и остававшийся на нем (1461-1464 гг.), повелели иеромонаху Святые горы Пахомию Логофету, пришедшему в московские страны из Сербской земли, чтобы шел в обитель преподобного Кирилла и там своими ушами слышал бывающие чудеса и сказания самовидцев о жизни богоносного отца. В монастыре Пахомий видел настоятеля обители именем Кассиан, мужа достойно игуменствовавшего много лет и состарившегося в трудах постнических. "Он еще более, - пишет Пахомий, - начал мне говорить, чтобы я написал нечто о святом, ибо имел великую веру к блаженному Кириллу и был самовидцем блаженного и истинным сказателем многих его чудес. Нашел я там и многих других учеников его, которые много лет жили со святым и во всем ревновали своему учителю. Я вопросил их о святом, и они начали беседовать со мною о житии святого и чудесах, бывающих от него. Особенно же я слышал о житии его от самовидца достовернейшего от самого ученика его Мартиниана, бывшего игуменом Сергиевой обители, который с малого возраста жил со святым Кириллом и знал о нем истинно. Он сказал мне о святом все по порядку, и я, слушая, удивлялся и сильнее огня воспалялся желанием и любовию ко святому". На основании собранных сведений о преподобном серб Пахомий составил житие святого отца, заключающее в себе сказания о самом преподобном и о его чудесах и сведения о первых четырех игуменах, и затем им же, Пахомием, был составлен и канон белозерскому чудотворцу.

Белозерский край, а вместе с ним и Кириллов монастырь принадлежали к Ростовской епархии. В церковных делах Белозерская обитель со времени ее основания до половины XVII века (1397-1657 гг.) была в ведении ростовских архиепископов. Они разрешали строить церкви и освещать их, назначали игуменов, ставили священников и дьяконов, наблюдали за ставленными грамотами. Монастырь владел обширными селами; для крестьян, живущих на монастырских землях, нужны были церковнослужители. В древнее время духовенство в пользу епархиальных архиереев несло многие подати и повинности: рождественскую дань, десятинные пошлины, недельщичьи, давало явлечные куницы за грамоты, притом было подсудно десятинникам епископским и тянуло к поповским старостам. Ростовские владыки старались облегчить эту тяжесть духовенства, служившего при церквях сел, принадлежащих монастырю. Об освобождении от пошлин были даны грамоты архиепископами Феодосием (до 1461 г.), Вассианом (1776 г.), Тихоном (1493 г.), Иоанном (1520 г.). Последний велел ведаться священникам по судным делам у кирилловского игумена. Возлагались, впрочем, иногда на монастырь и некоторые обязанности по епископским делам. Так, в 1542 году ростовский владыка Досифей дал грамоту игумену Афанасию, в которой распорядился, чтобы казначей сбирал подать с венчания браков и потом уже, собравши, отдавал эти деньги архиепископскому знаменщику, жившему в Белозерске, от которого о том имели отписи. Владенья Кириллова монастыря широко были раскинуты; они простирались до пределов других епархий. Сохранились льготные грамоты для монастырских церквей и духовенства от Вологодских епископов, например, Киприана (1547 г.), Новгородского архиепископа Александра (1583 г.) и митрополитов, например, Афанасия (1554 г.), Макария, Дионисия.

Как удельные, так и великие князья имели великую веру к преподобному Кириллу и большую любовь к его обители и постоянно пеклись о ее благоустройстве и благосостоянии, помня завещания преподобного. Владение вотчинами, чему начало было положено преподобным Кириллом, в XV веке сильно расширилось: обитель не только обладала землями, расположенными в Белозерском крае, но и в Вологодском уезде, Ростовском, Владимирском, Костромском, Московском, в области Пскова и Новгорода, в Тверском княжестве и Двинской земле. Для продовольствия иноков рыбою обитель имела на Белоозере, на реке Шексне и в других местах язы или пользовалась правом ловить беспошлинно в княжеских язах и, кроме того, ей иногда (например, по жалованной грамоте Михаила Андреевича выдавали рыбу из Островского яза) посылали рыбу на праздник Успения и день памяти преподобного Кирилла. Вместе с владением вотчинами соединялось заведование живущими на них крестьянами. От князей вотчинников монастырь получал льготные грамоты для поселения крестьян на его землях (1451 г. князя Михаила Андреевича и 1471 г.), право суда над крестьянами; князьями монастырские крестьяне освобождались от пошлин, особыми грамотами упорядочивалась жизнь их. Монастырь для сношения со своими вотчинами и перевоза товаров нуждался в путях сообщения. В прежнее время везде были по ним заставы, свободный проезд не был всем доступен. Сохранилось немало грамот, освобождающих монастырь от пошлин по дорогам и рекам (например, по Вологде и Двине) и запрещающих в монастырских землях беспошлинно ездить посторонним лицам.

Можайский удел после смерти Андрея Дмитриевича (1432 г.) распался на два: собственно Можайский, доставшийся старшему его сыну Ивану, и Верейский с большею частию белозерских волостей, перешедший к младшему сыну Михаилу. Сын следовал в любви к Белозерской обители своему отцу. Случилось жене его Елене заболеть ногами. Благочестивый князь задумал идти в свою отчину Белоозеро и там помолиться Пречистой Богородице и чудотворному гробу преподобного Кирилла, ожидая облегчения в болезни его супруги от милости Божией. Когда они были на пути, один старец монастырский, впав в небольшую дремоту, увидал, что открылся гроб чудотворца, оттуда вышел сам блаженный и, сев на гробу, сказал: "Гости важные хотят придти в нам, они в великой скорби, нужно нам помолиться о них, чтобы избавил их Господь, потому что они наши кормильцы". Сказал так преподобный, посидел немного на гробу, опять возлег в своем гробу, а гроб сам по себе закрылся. Старец о своем видении сообщил своему духовному брату. Прошло дней пять, прибыли в монастырь княгиня Елена, а за нею и сам князь. Когда пред чудотворцевым гробом привели человека, жившего близ монастыря, сильно беснующегося и потому по рукам и по ногам связанного, и поставили пред гробом, всех страх объял от неистовств и криков его. Но Божиею милостию пред гробом преподобного бесноватый стал утихать и совершенно вскоре утих. Тут же и благоверная княгиня по молитве получила себе облегчение. Князь же, увидев, что княгиня стала здорова, прославил Бога и его угодника и, уходя из монастыря, "довольно братию учредил и милостыню многую дал". Спустя немного времени впал в болезнь и сам князь. Имея веру к Пречистой Богородице и преподобному Кириллу, он послал в монастырь, чтобы молились о его исцелении. Игумен с братиею сколько могли молитствовали и отправили к князю святую воду. С верою принял ее князь, помазался ею и стал здрав. Было еще: княгиня мучилась преждевременными родами, дитя до рождения, в утробе стало мертво. Князь смотрел на мучившуюся супругу и отчаялся уже видеть ее живою, но вот он вспомнил, что осталось у него присланной из обители преподобного Кирилла воды. Взял ее и с верою помазал чрево княгини. Княгиня встала от болезни, думала умирать, а сделалась жива. Радовался князь такой милости Божией и с тех пор возымел великую веру к Пречистой Богородице и ее угоднику. Много он дал обители преподобного сел и озер и не только тогда, но всегда давал многие имения, уподобляясь во всем отцу своему благородному князю Андрею Дмитриевичу.

Видя постоянно милостивое отношение к себе Михаила Андреевича, иноки Кирилло-Белозерского монастыря в 1479 году задумали выйти из-под власти ростовского архиепископа Вассиана и поступить в непосредственное заведование своего удельного князя. Князь Михаил просил о том митрополита Геронтия. Митрополит исполнил желание иноков и дал князю грамоту на монастырь. Архиепископ Вассиан тогда обратился к государю Иоанну Васильевичу, жалуясь, что митрополит поступил вопреки правил и что не принимает от него никаких просьб. Митрополит Геронтий не послушался и великого князя. Тогда Иоанн Васильевич велел созвать в Москве собор для обсуждения распри и грамоту митрополичью отобрал у князя Михаила Андреевича. Открылись продолжительные разыскания, митрополит, убоявшись соборного осуждения, просил государя примирить его с архиепископом Вассианом. Мир состоялся, грамота митрополичья была разорвана, и Кирилло-Белозерский монастырь приказано было ведать по старине ростовским архиепископам. Это, замечает летописец, новопоставленный игумен Нифонт (1476-1482 гг.) и новоначальные старцы возгордились славою и богатством обители; а старые старцы, постриженники того монастыря, все со слезами молились Богу, чтобы он укротил брань и оставил их жить в повиновении епископу ростовскому, как жил преподобный Кирилл.

Михаил Андреевич был последним удельным князем, в области которого находился Кирилло-Белозерский монастырь. XVI век - время падения уделов и объединения русского народа: тогда вся почти северо-восточная часть Руси подпала под высокую руку великого князя, ставшего самодержцем всея Руси. Еще при своей жизни князь Михаил Андреевич добровольно вступил с великим князем Иоанном Васильевичем в договор (1482-1483 гг.), по которому все владения переходили к великому государю. При этом великий князь обещался: "С тое с Бела-озера душу Михайлову поминати". Поэтому, когда князь Михаил Андреевич скончался (в 1486 г.), ничего уже не мог оставить своим детям в наследие из своих вотчин, но только просил в духовном завещании: "Да чтобы господин мой князь великий пожаловал: после моего живота судов моих не посудил... и что мои люди, кого буду чем пожаловал жалованьем и деревнями, и государь бы мой князь великий после моего живота моего жалованья не порушил, чтобы мои люди после моего живота не заплакали".

IV

После смерти князя вместе с его областями Кирилло-Белозерский монастырь перешел московскому государю, который и стал с этих пор его единственным царственным покровителем. Московские великие князья относились к обители Кирилловой с постоянною заботою и к преподобному имели великую веру. Великий князь Василий Иоаннович со своею женою Еленою ездили в 1529 году на богомолье на Белоозеро в Кириллов монастырь, чтобы разрешил Господь молитвами преподобного бесчадие княгини. Молитвы царственной четы были услышаны: родился сын (1530 г.), названный в крещении Иоанном, будущий Грозный царь. Обрадованный великий князь подарил обители тысячу рублей и воздвиг в ней две каменные церкви (1531 г.): одну - во имя архангела Гавриила в память дня своего рождения (26 марта) с приделом равноапостольных Константина и Елены, имя которой носила его супруга Елена Васильевна, и другую - во имя Иоанна Предтечи, ангела его новорожденного сына, и при ней придел преподобному Кириллу Белозерскому. Иоанно-Предтеченская церковь была поставлена "на горе", где первоначально поселился преподобный Кирилл, и с тех пор эта часть обители стала называться малым Ивановским или Предтеченским монастырем, а та часть обители, где стоял Успенский каменный собор - большим Успенским.

Ближе всех из царственных особ к обители преподобного Кирилла стоял царь Иоанн Грозный. Она была полна для него семейными воспоминаниями, и сам он ее полюбил и сделал своим царским богомольем, даже имел намерение постричься в ней. На Белоозеро для богомолья Грозный царь приезжал несколько раз. Первый раз он был здесь еще юношею в 1547 году. Об этом посещении он сам передает в знаменитом послании к Кирилловскому игумену. Как строги были порядки в обители в то время, было уже сказано: келарь отказал царю дать рыбы, когда тот пропустил обед на трапезе. Второй раз Грозный приезжал в 1553 году, третий - в 1565 году и четвертый - в 1569 году. Особенно замечательно второе посещение (1553 г.), известное под именем Кирилловского езда, и четвертое (1569 г.).

В 1553 году, в марте, царь Иоанн сильно заболел горячкою; все отчаялись в его выздоровлении. 11 марта он составил духовное завещание, по которому царство передавал своему малолетнему сыну Димитрию, и требовал, чтобы все присягнули ему в верности. Многие из бояр не хотели и, боясь смут и распрей, которые они видели в малолетство Грозного, были склонны иметь своим царем ради государственной пользы не малолетнего Димитрия, а двоюродного брата Грозного Владимира Андреевича Старицкого. Много хлопотала об этом мать князя Ефросиния, жена Андрея Ивановича Старицкого. Но больной Иоанн, собрав силы, приказал присягнуть своему сыну; верный его слуга Владимир Михайлович, князь Воротынский, всех привел к целованию. Укрепили верность присяги и Владимир Андреевич со своею материею, но последняя в раздражении сказала, что невольная присяга ничего не значит. Все это видел и слышал больной государь; жаль ему было сирот своих - молодую жену и сына Димитрия, и это тяжело легло на его сердце. Против ожидания всех больной встал. Первым делом его было исполнить обет, данный в болезни, - посетить обитель преподобного Кирилла. Не успев еще совсем поправиться от тяжелой болезни, он объявил, что едет на Белоозеро молиться Богу с женою и сыном. И действительно, несмотря на советы многих оставить свое намерение, поехал. Направился он в далекую Кириллову обитель чрез Сергиев монастырь живоначальной Троицы; здесь он встретил старца Максима Грека, томившегося в чужой стороне в неволе. Святой старец убеждал царя оставить поездку, грозя смертию сына. Иоанн не послушался и поехал на судах реками Яхромою, Дубною, Волгою, Шексною и отсюда - в обитель. Царицу с сыном и своего брата Юрия оставил в обители, а сам отправился молиться в Ферапонтов монастырь. Назад царь возвратился через Ярославль и Ростов, но без сына. Говорят, кормилица, заснув, утопила царевича[61].

После болезни характер царя стал быстро изменяться. Юношеская веселость, доверие и доброта заменялись в царе мрачным настроением, подозрительностью и жестокостью. Первою жертвою пал князь Владимир Иванович Воротынский. Он скончался в ссылке в Кирилловом монастыре (1553 г., сентября 27). Над его могилою его супруга Мария Ивановна воздвигла церковь во имя святого Владимира. Любовь же царя Иоанна не изменялась к обители. В 1556 году на его пожертвования в монастыре поставлена была на вратах церковь во имя Иоанна Лествичника с приделами Феодора Стратилата, имена каковых святых носили сыновья Грозного. Пока была жива, добрая царица Анастасия Романовна сдерживала Иоанна. Но Господь отнял этого доброго ангела (в 1560 г.), и царь подпал влиянию недобрых людей, желающих угождать его страстям и разжигающих его подозрения и самолюбие. Старые советники один за другим стали оставлять его. Адашев умер в походе, будучи заподозрен и обвинен заочно в измене: его жену с пятью сыновьями, его брата Даниила с 12-летним сыном и его родственника Ивана Шишкина казнили. Не дожидаясь опалы, Сильвестр, друг Адашева, с сыном Анфимом удалился в Кирилло-Белозерский монастырь и здесь постригся под именем Спиридона. В 1561 году сюда был сослан Матфей, епископ Крутицкий. Сюда же в марте 1562 года был сослан и другой Воротынский, князь Михаил Иванович, вместе с женою, сыном и дочерью. Но здесь они жили пышно, не как заключенные. Из царской казны ему отпускались иностранные вина: бастр, раманея, ренское, лимоны - сотнями, винные ягоды и изюм - пудами, сливы - ведрами, гвоздика, перец, осетры, севрюги, лососи, трубы левашные для сладких левашников. Княгиня его ходила в бурской и венецейской тафте. Воротынский с семьею жил в ссылке четыре года. В 1565 году по ходатайству бояр и митрополита он был возвращен и ходил потом не однажды в поход. Но опять был по извету своего раба обвинен в колдовстве и замучен на огне. Иоанн сам подгребал горящие угли к его телу. Его едва живого взяли и отправили в ссылку на Белоозеро, но он, не доехав, скончался (1573 г.) в Кашине. В 1606 году прах его вместе с прахом его сына Лонгина был перевезен в Кирилло-Белозерский монастырь. Уже много жертв пало по подозрительности Иоанна: но главный виновник злого умысла - Владимир Андреевич - оставался еще в живых. Возвращаясь из Литовского похода, Иоанн в 1563 году по пути заехал в Старицу к своему брату, пировал с ним и веселился, но в том же году ему и его матери Ефросинии, по доносу их дьяка, объявил опалу. Царь сам допрашивал обвиненных, "уличал их в неправде" и только по просьбе духовенства и из милосердия простил их. Но Ефросиния должна была уехать на Белоозеро и там заключиться в Воскресенском женском монастыре, стоящем в семи верстах от Кириллова. Здесь она постриглась в инокини под именем Евдокии. В 1566 году она приходила из Гориц молиться в обитель преподобного Кирилла и здесь в церкви поставила образ Умиление Пречистой Богородицы, обложен серебром, оклад чеканный, позолочен, венец с драгоценными камнями. Кроме этого памятника ее любви, в обители преподобного Кирилла осталось еще несколько вкладов, данных ею в разное время, например, плащаница (1555 г.), две пелены и хоругви (1565 г.), драгоценный камень с вырезанным на нем изображением Богоматери (1566 г.). Здесь, в обители, она думала схоронить и свой прах. В 1566 году она дала двадцать образов, у десяти - пелены шиты серебром и золотом, а на пеленах вышиты кресты и образы, да чарку серебряную в десять рублей. "И Бог пошлет по душу княгинину, - записано в вкладной книге монастыря, - и те образы поставити у гроба княгинина, а чарку на панихиды на гроб поставити". Но ее желание не сбылось. Вместе с княгинею Ефросиниею участь заключения на Белоозере разделяла невестка царя Иулиания, жена царского брата Юрия, постриженная после смерти мужа в Новодевичьем монастыре под именем Александры (1563 г.).

Настал 1569 год. Князя Владимира Андреевича обвинили в намерении отравить царя. Иоанн сам принудил своего брата и его жену с их детьми выпить яд. Тогда же послал гонца на Белоозеро с приказом утопить в Шексне инокиню Евдокию вместе со своею невесткою инокинею Александрою, в миру Иулианою, постригшуюся после смерти своего мужа, царского брата Юрия, в Новодевичьем, а теперь томившуюся в Горицах. Тела их были похоронены в Воскресенском монастыре. Предание украсило их смерть. Говорят, будто Иоанн приказал убрать по-царски лодку и, наклав в нее каменья, посадил туда княгинь. С крутого берега, по мановению царя, лодка была спущена, и княгини вместе с нею утонули. Народ считает память их блаженною. Расправившись так со своими родными, Грозный отправился вместе с царицею Мариею и сыновьями Иваном и Феодором на богомолье в Кириллов монастырь. Ездил чрез Вологду. Еще в 1565 году в декабре были посланы в монастырь сытники для ставления медов и пивов для царского приезда. Вероятно, он и был тогда в монастыре. Очень возможно, что Грозный не раз посещал обитель, пока жил в Вологде, которую некоторое время думал сделать даже своей столицей. Можно, например, полагать, что он был здесь еще в 1567 году. На монастыре у царя и его сыновей были у каждого свои особые кельи. В 1567 году царь Иван Васильевич дал двести рублей на кельи, а в следующем, 1568 году, прислал Деисус с праздники и пророки и велел поставить в своей келье. В 1570 году царевич Иван Иванович дал образ Пречистой Богородицы ("поставити тот образ в царевичеве Иванове кельи"), да на келии дал двести рублев; тогда же царевич Феодор Иванович дал образ Пречистой Богородицы и велел тот образ поставить в келье своей, да пожаловал вклад пятьсот, да сто рублев на кельи. Приехав со всею семьею на Белоозеро в монастырь в 1570 году, царь горячо предался делам благочестия, от себя и детей ставил пудовые свечи пред гробом преподобного Кирилла, о заготовлении которых еще раньше, в 1567 году было приказано вологодскому погребному ключнику Сабурову.

Вместе с милостями царскими к монастырю росли укрывавшиеся здесь волею и неволею от страшного царского гнева. Здесь были Хабаров, Собакин и другие. Невольные постриженники, бояре внесли с собою и с своим богатством в монастырь свои привычки, расходившиеся с древними обычаями монастыря; имели у себя слуг, не ходили на общую трапезу, сбирались друг у друга в кельях для бесед, построили за монастырскою оградою для себя целую дворню и клети для всевозможных вин и барских припасов. Царь к игумену Косме около 1578 года по этому поводу обратился с строгим посланием. С полною укоризною и со всею беспощадностью он обличал допущенное послабление в монастырском уставе, преданном преподобным Кириллом. Между прочим, он высказывал намерение постричься в Кирилловой обители. После этого послания Грозный отправил еще два кратких, в последнем он просил молитв за его выздоровление. Это было в 1584 году, но скоро после послания была получена в монастыре весть о кончине Грозного царя (1584 г.). Во всю свою жизнь Иван Васильевич Грозный с благорасположением относился к Кирилловой обители, и она много ему обязана и полна его памятью. Одних денег было им пожертвовано более 24 000 рублей, что на наш счет составит тысяч сто. Вкладами Грозного монастырь обогатился, но здесь же царь, не всегда спокойный за себя по своей подозрительности в Москве держал свою главную царскую казну. Баторий, польский король, в 1581 году требовал от своих союзников шведов, чтобы они напали с моря на наши северные берега, истребили гнездо нашей торговли с Англией, взяли гавань Святого Николая, Холмогоры и Белоозеро, где хранилась главная казна царская. Преемник Грозного, его сын Феодор Иванович, с тою же любовью относился к обители преподобного Кирилла, а также и все, оставшиеся из семьи Грозного. При царе Феодоре Ивановиче был в монастыре устроен придел во имя святой Ирины (1586 г.), ангела его жены Ирины, сестры Бориса Годунова, и расписаны святые ворота. В Горицах доживали свои дни инокиня Дарья и инокиня Параскева. Первая - это Анна Алексеевна, четвертая супруга Грозного, последняя - его невестка Пелагия Михайловна, вторая жена его сына Ивана. Они не раз приходили из Гор поклониться преподобному, особенно часто бывала Пелагия Михайловна. В приходо-расходных книгах монастыря под 1606 годом в июне записано: "Приходила из Гор в монастырь старица-царица Парасковея молиться, дала на молебен рубль, 16 алтын, 4 деньги". Здесь же в Кирилловом монастыре был пострижен под именем Стефана царь Симеон Бек-Булатович, сосланный сюда царем Борисом Годуновым. Когда Иоанн Грозный учредил опричнину, Симеона поставил царем над земщиной, которою он должен был управлять, оставив опричнину самому Грозному. Из Кириллова монастыря царь Симеон был переведен в Москву в Симонов монастырь, где и скончался.

V

Чтобы проследить судьбы Кирилловой обители за второй период ее существования (1598-1764 гг.), сначала дадим общие сведения о самом монастыре и его порядках, затем сообщим о его вотчинах, промыслах, приписных к нему пустынях и его подворьях и, наконец, отметим более важные события за описываемое время.

В продолжение всего XVII века и почти до конца XVIII (1598-1764 гг.) владение вотчинами, то есть населенными землями, и занятие промыслами, солеварным и рыболовным, было существенным историческим обстоятельством, которое сообразно своим требованиям видоизменило порядки монастырской жизни и определило отношение к Кирилловой обители государственной власти. Пока монастыри владели вотчинами и занимались разными промыслами, они являлись церковно-гражданскими учреждениями и единовременно подлежали ведению духовной и светской власти, которые до отнятия вотчин от монастырей вели между собою постоянную борьбу. По "Стоглаву", составленному при царе Иоанне Грозном, все духовенство белое и монашествующее с принадлежащими ему мирскими чиновниками и крестьянами по управлению и суду, за исключением разбоя, душегубства и татьбы с поличным, принадлежали церковной власти и прежде всего своему епархиальному архиерею. Кирилло-Белозерский монастырь был в начале описываемого периода, как и прежде, в Ростовской епархии, а с конца 1657 года вместе с Белоозером перешел к Вологодскому и Белозерскому архиепископу. В казну епархиального архиерея с монастыря взимались церковные десятины и венечные пошлины, туда же монастырь посылал иконы и разные поминки, преимущественно рыбою, дважды в год на Рождество Христово и на память преподобного Кирилла; кроме того, при поставлении игумен давал митрополиту за настольную грамоту и на стол. От 1601 года сохранилось челобитье, где кирилловские власти жаловались царю Борису на разные злоупотребления при сборе дани в митрополичью казну. Памятниками забот епархиальной власти о духовном благоустройстве обители и ее крестьян осталось несколько грамот, например, одна из них, 1647 года, приказывает ходить в церковь в воскресенье и в праздничные дни и не заниматься работами, другая, 1649 года, митрополита Варлаама запрещала держать в монастыре всякое хмельное питье.

По основному закону, изложенному в "Стоглаве", монастыри ведались духовною властию, но из этого общего постановления случались частые исключения: по особой милости государи некоторым монастырям указывали быть в ведении у себя в приказе Большого дворца, о чем давали тарханные грамоты. Кириллов монастырь имел такую грамоту от царя Иоанна Грозного на подмонастырскую вотчину. Эта грамота была подтверждена царями Феодором, Борисом, Василием и Михаилом. В половине XVII века образовался особый Монастырский приказ, который и стал ведать монастыри по всем гражданским делам. Вместе с другими этому приказу подчинился и Кириллов монастырь. После этих общих замечаний об управлении монастырем обратимся к описанию его состояния за второй период его существования от 1598 года по 1764 год.

В 1601 году приехал в Кириллов монастырь Михаил Васильевич Молчанов с дьяком Василием Нелюбовым и по указу царя Бориса Федоровича переписал в Кириллове монастыре братию и слуг, и всяких служебников, и монастырских людей, сколько их и сколько им в год нужно на монастырский обиход денег и всяких годовых запасов. Тогда было в Кириллове монастыре братии: игумен Иосиф да соборных старцев десять человек, священников двенадцать, дьяконов пять, крылошан двадцать и сто тридцать шесть рядовых старцев (с теми, что жили в Москве в Афанасьевском монастыре), таким образом, всей братии в Кириллове было сто восемьдесять четыре человека. Для управления крестьянами, живущими на монастырских вотчинах, и для отправления государственных повинностей монастырь нуждался в посторонних лицах, не принадлежащих к иноческой братии. В начале XVII века, по описи 1601 года, их всего было триста девяносто один человек. Во главе служилых лиц монастыря стояли "слуги" - монастырские чиновники числом 91 человек, половина из которых жила в селах на приказах и доводах, а другая - в слободе при монастыре. Между слугами монастыря попадаются даже князья, и они обычно состояли из дворян. За слугами следовали "служебники", "детеныши" и разного рода мастеровые числом от 300 человек, как было в 1601 году, до 400. Служебники и детеныши жили частью в монастырской слободе в своих домах, а частью по монастырским вотчинам и промыслам. Мастеровые же, иногда называемые "швалями", помещались на так называемом шваленном дворе, стоящем около стен монастыря. На шваленном дворе стояли не одни только избы для портных и сапожников, как указывает название, но также избы токарная, для подпищиков посуды красками, дегтярная и другие. Тут же жили и казаки.

На призрении у монастыря состояло 102 человека нищих, они жили в монастырской богадельне (12 человек) и монастырских больницах (90 человек).

На содержание братии шло ржи - 644 четверти (1 1/4 четверти на брата), пшеницы - 184 четверти (по четверти на брата), солоду ячного на квас - 552 четверти, ржаного - 72 четверти и овсяного - 184 четверти. Кроме этого, ежегодно на монастырский расход требовалось 600 пудов меду, 25 четвертей пшеницы на просфоры, 25 четвертей толокна, 30 четвертей круп овсяных, круп гречневых - 20 четвертей, ячных - 10 четвертей, масла коровьего - 100 пудов, конопляного - 2 бочки по 12 ведер, семени конопляного - 15 четвертей, гороху - 15 четвертей, перцу - 10 фунтов, луку - 15 четвертей, чесноку - 10 четвертей, соли на всякий монастырский расход - 700 пудов. Белозерской бочоночной рыбы - судачины и лещей - 200 бочек, белозерских поледенных, середних и меньших судаков - 2500 штук, вязиги - 2000 пучков, икры черной - 30 пудов, 100 осетров, 2300 штук семги. Припасы частью покупались, частью же, как хлеб, коровье масло, рыба, шли с монастырских вотчин и промыслов. Игумену и братии на платье требовалось: на мантии -2760 аршин сукна, на рясы - 2760 аршин, на свитки (по две на брата) - 3680 аршин, крашенины на подкладку - 559 аршин, к ним же поясков - 3506 саженей, овчин на шубы (каждая шуба на два года) - 2760 штук, к ним черных мерлушек - 140 штук, на опушку "ирох" - 549, на пугвичные оторочки гребенин тонких - 173 аршина, кож на 368 сапог - 202. Все это покупалось и стоило, платье и сапоги, по тому времени - 560 рублей 19 алтын 2 деньги и с припасами, которые покупались, - 1097 рублей 19 алтын 2 деньги.

Слугам, служебникам и швалям в год выдавалось 1580 четвертей ржи, толокна - 172 1/4 четверти, овсяных круп - 86 1/2 четверти, на квас солоду ржаного - 86 1/8 четверти, овсяного - 385 четвертей и 300 рублей жалованья "на рубахи", как иногда писали, к Рождеству, Великому дню (Христову Воскресению) и Успеньеву дню. Из слуг жалование и содержание шло только половине (45 человек), другие (46 человек), жившие в вотчинах и на промыслах, там и питались. Нищим в богадельню и в больницы выдавалось 306 четвертей и на годовые рубахи - 9 рублей 6 алтын. Ежегодно раздавалось 100 образов Пречистой Богородицы, писанных на золоте, и 100 образов преподобного Кирилла Белозерского чудотворца - на празелени. Требовалось ладану - 3 пуда, темьяну - 4 пуда, церковного вина - 6 ведер, деревянного масла - 10 фунтов. На монастырский обиход покупалось разных хозяйственных принадлежностей и орудий: кос, топоров, тесниц, ложек, гвоздей, рукавиц, дегтю, узд, листового железа, мыла, серы, смолы, епанчей, всего на годовой обиход - на 233 рубля 20 алтын.

Помимо содержания братии и своих слуг, монастырь немало тратил на подмогу белозерским воеводам и их приказным, а также на содержание воеводам и служилым людям, приезжавшим из Москвы по разным делам.

Монастырь получал в год с вотчин, мельниц и пустошей оброчных денег 386 рублей 16 алтын 1 деньгу, из Поморья за проданную рыбу - 455 рублей, вкладных, молебных, годовой руги и за проданную рухлядь и панихидных - 645 рублей 2 алтына 3 деньги, монастырской соли продавалось в Твери, на Угличе, Дмитрове, Вологде, в Каргопольском уезде, на Коротком 2914 рогож весом 71525 пудов ценою на 4445 рублей 8 алтын 2 деньги, а всего деньгами поступало в монастырскую казну 6908 рублей 27 алтын. Хлеба с монастырских пашен (3835 1/2 четверти) и оброчного (2235 1/2 четверти) в год ржи - 6091 четверть, овса - 5681 1/2 четверти (2517 четвертей и 3164 1/2 четверти), пшеницы - 730 1/2 четверти (486 1/2 и 244 четверти) и ячменя - 2639 четвертей (2089 1/2 и 549 1/2 четверти). К 1602-му году в монастырских житницах лежало разного хлеба – 39307 четвертей. Во главе обители, как и раньше, стоял игумен, управляющий обителью и ее обширными вотчинами вместе с десятью соборными старцами. Игумен и соборные старцы часто именуются монастырскими властями.

Положение Кирилло-Белозерского монастыря среди других русских обителей определилось еще в прошлом столетии; свое высокое положение он сохранил и за рассматриваемый период (1598-1764 гг.). Игумен кирилловский принимал участие, как и прежде, в земских и церковных соборах. Имя кирилло-белозерского игумена Матвея стоит среди подписей членов Земского собора, избравшего на царствование в 1613 году Михаила Феодоровича, архимандрит Никита участвовал в соборах 1663 года и 1666 года. По уничтожении патриаршества, некоторые из архимандритов в XVIII веке были членами Святейшего Правительствующего Синода. Кирилло-белозерские игумены и архимандриты по-прежнему, как настоятели знаменитой обители, получали иногда епископские кафедры. Так, игумен Иоасаф в декабре 1603-го года хиротонисан в архиепископы Вологодские, игумен Матвей 7 февраля 1615 года - в митрополиты Казанские, архимандрит Никита в 1681 году ноября 6-го - в епископы Звенигородские. Значение среди настоятелей монастырей кирилло-белозерского игумена видно из Лествицы патриарха Иоасафа, составленной между 1635-1637 годами, и из Соборного уложения царя Алексея Михайловича: там и здесь он занимает 13-е место. По Соборному уложению царя Алексея Михайловича за бесчестие кирилловского игумена положена пеня в 50 рублей, а келаря, казначея и соборных старцев - по 30 рублей (глава 10, статья 44). Дороже всех оплачивалась честь архимандрита Троице-Сергиева монастыря (100 рублей), за ним - Рождественского Владимирского (90 рублей), потом Чудовского (90 рублей), на четвертом месте стоят архимандриты Спасский на Новом и Юрьевский (70 рублей), на пятом (60 рублей) - пять архимандритов: Симоновский, Богородский-Святский, Андрониевский, Казанский-Преображенский и Костромской-Ипатиевский, а на шестом - по 50 рублей - 4 архимандрита: Нижегородский-Печенский, Хутынский, Белозерсий и Горицкий Переяславский, причем игумен кирилло-белозерский поставлен выше некоторых архимандритов, следующих ниже. Очевидно, честь настоятеля монастыря определялась степенью его обители. Достойно замечания, что честь соборных старцев Кирилло-Белозерского монастыря в Лествице стоит на втором месте вслед за старцами Троице-Сергиева (40 рублей) монастыря (30 рублей). Таким образом, Лествица, составленная на соборе представителями русской земли, наглядно показывает то уважение, которое имели в XVII веке русские люди к Кирилловой обители, и то значение, которое она имела в рассматриваемый период.

В 1649 году грамотою царя Алексея Михайловича кирилло-белозерский игумен был возведен в сан архимандрита, и ему даны были некоторые особые права при священнослужении, перечисленные в царской грамоте.

Вторым лицом по игумене обычно стоял келарь, но в XVII столетии почти во все его продолжение стоит сразу по игумене "старец соборный", иногда называемый "большим строителем". Его высшее значение пред келарем несомненно из документальных данных; большой строитель был как бы наместником настоятеля, но точно определить значение этого "соборного старца" довольно трудно.

Настоятель Кириллова монастыря, подобно всем общежительным монастырям, разделял свою власть с десятью соборными старцами. Между ними первое место занимает келарь, второе лицо в монастыре, за келарем следовал казначей, потом - строитель Афанасиевского монастыря на Москве и далее - большой житник. Последние два, впрочем, не всегда были из соборных старцев. Все распоряжения по делам обители обычно делались по благословению игумена, приказу келаря и приговору соборных старцев; сношения монастыря с посторонними лицами и местами производились от имени игумена, келаря и соборных старцев, на них же писались грамоты, жалобы и прошения, входящие в монастырь.

Келарь, второе по игумене лицо в монастыре; когда не было игумена или он был по делам в отсутствии, управление монастырем переходило к келарю. Если игумен был представителем преимущественно духовной власти, то келарь заведовал внешним благоустройством монастыря. Наблюдение за трапезою, содержанием, кельями, их устройство и поправка лежало на обязанности келаря. Приезжавших гостей встречал и заботился о их приеме тоже отец келарь. В нем же сосредоточивалось управление вотчинами и промыслами монастырскими: слуги, служебники, швали и стрельцы были в его ведении. Сил одного человека было недостаточно: появились большой и малый подкеларники, а потом - целый подкеларский приказ, имеющий в монастыре особое помещение. С отобранием вотчин звание келаря, как излишнее, уничтожилось, и вторым лицом по игумене стал казначей.

Заведование денежной казною и запись приходов и расходов лежали на обязанности казначея, который в то же время был соборным старцем. На его руках была большая казна, в которой помещалось на хранение много разного имущества. Здесь лежали иконы, жертвованные монастырю в разное время и излишние для церквей, драгоценные сосуды, но не церковные, были в большом количестве для промена и даровой раздачи иконы Божией Матери Одигитрии и преполобного Кирилла. Здесь же хранились ладан, воск, свечи, масло деревянное, церковное вино и также разные хозяйственные предметы: сукна, полотна, полотенца, гвозди, железо, одежда братская, мед и прочее. В большой же казне хранилось и частное имущество иноков в особых сундуках за печатями. Каменный корпус, примыкающий к церкви святого Иоанна Лествичника, что на святых воротах, и называемый ныне арсеналом в XVII веке служил большою казною. Имущество помещалось внизу, в подвалах, и вверху, в трех палатах: большой, средней и задней. В помощь большому казначею назначался один или иногда два меньших казначея. Круг обязанностей келаря и казначея трудно точно определить. Следующими лицами в монастырской иерархии были житник и ризничий. Едва ли они всегда назначались из соборных старцев. На житнике лежала обязанность принимать, хранить и выдавать хлебные запасы, которым велись строгие учеты. В ризнице, состоящей в заведовании у ризничего, хранились кресты с мощами, панагии и сосуды священные (золотые и серебряные), кадила серебряные, воздухи, плащаницы, покровы, пелены выносные и образные, ризы, стихари, епитрахили, поручи, поясы, ширинки, полотенца и всякая ризничья казна. Из приходо-расходных книг казначея видно, что здесь имелись в запасе для продажи книги, иконы, ладан, свечи, мед, которые и продавались нуждающимся в них.

Келарь, казначей, житник и ризничий стояли во главе управления и были монастырскими властями. Но широкий круг монастырской деятельности требовал для себя еще других лиц, и действительно, в обители были и другие старцы, приставленные к определенным обязанностям. Эти служебные старцы были вызваны частью духовными потребностями, частью хозяйственными и частью теми и другими вместе. К первым относятся священники, дьяконы, пономарь, головщик, могильный старец, книгохранитель. Ко второй группе принадлежат обязанности старца поваренного, замолотчика, ловца, огородника, городничего, а также старцев рядчиков, отправляемых для управления многочисленными вотчинами и промыслами обители. Между теми и другими стоят старец будильник и часовщик.

Крепости и всякого рода жалованные грамоты на монастырские вотчины отписывались для хранения на соборных старцев. К "книгохранительной службе" обычно приставлялся старец, имеющий какой-либо священный сан - священник или дьякон, на его обязанности лежало и выдавать книги. Монастырскими книгами пользовались не только старцы обители, но и лица посторонние, например, старцы Ферапонтова монастыря, некоторые священники из окрестных монастырю церквей, даже города Белозерска. В раздаточных книгах 199-го, 200-го, 201-го годов сохранилась такая просьба о выдаче книги, обращенная к монастырским властям: "Государю архимандриту Геласию, государю келарю, старцу Никифору и государям соборным старцам Кириллова монастыря бьет челом тюремный сиделец, чернец Нифанаилище. Милостивые государи власти, прикажите мне, бедному, книгу дать ради уныния, мне бедному, умилосердитеся, государи власти, смилуйтеся и пожалуйте". Слава Кирилло-Белозерской обители, как хранительнице духовного просвещения, поддерживалась и в XVII столетии. Богатство Кирилловской книгохранительницы было известно даже на Москве. По царской грамоте 1639 года туда были вытребованы некоторые книги: через два года (1641 г.) туда же по грамоте митрополита Ростовского Варлаама игумен Антоний отправил нескольких старцев, отличных житием и знанием грамоты. Книгохранительница пополнялась частью чрез покупку, частью сами старцы писали книги по послушанию, частью же от вкладов. Из служб монастырских, где работали старцы с разными служками и трудниками, известны каланча, яственная поварня, княжая поварня.

Монастырь в XVIII и XVII веках обладал большим благосостоянием, но его иноки не оставались праздными. Монастырские власти и чины несли свои обязанности, рядовые же старцы по примеру преподобного Кирилла сами участвовали в сельскохозяйственных работах на землях, лежащих вокруг обители. Иные занимались писанием книг, были между ними иногда и иконописцы; правда, монастырь постоянно держал у себя нескольких иконников и притом заказывал иконы на Белоозере, на Вологде и на Москве.

За описываемый период (1598-1764 гг.) Кирилло-Белозерский монастырь принял тот вид, который он имеет в настоящее время. Существующие ныне церкви были выстроены, как видели, еще в XVI столетии, кроме одной преподобного Евфимия - больничной, складенной в начале XVII века. К половине XVII века были уже каменные большая казна и келья казначея. Другие кельи для братии были тогда еще деревянными и только к началу XVIII века они были заменены каменными, которые расположились около Успенского собора глаголем, причем, восточная его сторона в планах монастыря 1720 и 1742 годов названа новопоставленной. Между 1645-1666 годами монастырь был окружен новыми стенами, поражающими взор своим величием и обширностью. Для клажи их были призваны все крестьяне Подмонастырья. К такому грандиозному сооружению побудил указ царя Алексея Михайловича.

Начиная с половины XVI века обитель разделилась на два монастыря - большой Успенский и малый Ивановский на горе. Соборной церковью первого была Успенская и трапезною - Введенская, а во втором - соборною называется Предтеченская и трапезною - Сергиевская. Служение происходило в том и другом монастыре, в том и другом жили старцы; единство сохранялось одинаковостью властей. В начале XVI века в монастыре было три больницы, в которых помещались мирские люди и нищие, иногда монахи. Две из таких больниц стояли на горе в Ивановском монастыре, третья, которая, быть может, есть "богадельня" описания 1601 года, где-то на "заднем дворе". Про старцев, скончавшихся, говорится, что они преставились "на горе" "у Предтечи", то есть в Ивановском монастыре.

Вне монастырских стен находились конюшенный двор, санный двор, коровья деревня, где помещался монастырский рогатый скот, гостиный двор, таможня и перед нею площадь, где происходили ярмарки - Введенская и Кирилловская, и шваленный двор.

В XVII веке под монастырем образовалась слобода из служилых и мастеровых людей. Начало ей, вероятно, положили работники, которых монастырь держал для сельскохозяйственных работ: плотники и всякого рода мастеровые люди, и слуги, и служебники монастырские. В слободе была приходская деревянная церковь во имя Пречистой Богородицы Казанской ее иконы, около 1693 года, вероятно, в 1694 году замененная каменной, что ныне Казанский городской собор. Помимо этой церкви в XVIII веке известны еще церковь преподобного Андрея Первозванного, что ныне 12-ти апостолов, церковь святого патриарха Модеста за озером на ростанях дорог в Горы и на Звоз и часовня Иоанна Воина: церкви и часовни тогда были деревянные.

VI

Начало земельной собственности положил сам преподобный Кирилл: во-первых, тем, что, прибыв в Белозерские пустыни, он занял необходимую часть земли для поселения и сельскохозяйственных нужд; во-вторых, тем, что он принимал приносимые ему в дар для обители Пречистой Богородицы разные земельные угодья; в-третьих, тем, что он сам покупал те участки, в которых нуждалась для своего существования обитель. На первых порах не было у монастыря вотчин, то есть населенных мест, и на владение ими преподобный Кирилл, принуждаемый к тому братиею своей обители, решился, как видно из его жития, не без колебаний. В Древней Руси крестьяне не были прикреплены к земле, они были свободны, и только с начала XVI столетия окончательно выяснилось стремление сделать их нераздельными с землею, почему среди некоторых иноков этого времени и возникло сильное стремление противодействовать владению вотчинами. После блаженной кончины преподобного от вкладов и покупок обитель быстро стала обогащаться вотчинами, и в царствование Иоанна IV Грозного она сделалась одною из богатейших по своим вотчинным владениям; при Иоанне же Грозном было положено начало соляному и рыболовному на море промыслам. К началу XVII века состав монастырских вотчин, за малым исключением, вполне уже закончился и вотчинное право получило свое полное развитие. В исходе XVI столетия крестьяне были окончательно прикреплены к земле, вследствие чего монастыри вместе с другими вотчинниками стали управителями и устроителями крестьянской жизни и понесли пред государством все те обязанности, которые раньше выполняли сами крестьяне, как люди вполне свободные. Чтобы дать понятие об обширности владений Кирилло-Белозерского монастыря, перечислим все его вотчины, придерживаясь писцовых книг, составленных при царе Михаиле Феодоровиче между 1625-1632 годами.

Подмонастырье было само обширной из Кирилло-Белозерских вотчин; оно простиралось вокруг монастыря во все стороны верст на шесть - на семь. Во времена преподобного все это пространство за малыми исключениями (село Сандыревское, деревня Куземинская (Кузминка), деревня Митина) было пустынно и покрыто первобытными лесами. В начале же XVI века здесь находилось уже до сорока населенных мест: сел, деревень, починков. В 1604 году их было 73, и тогда для удобства управления Подмонастырье делилось на три клина или "ключа", как тогда говорили. Первый ключ Колдомской, состоявший из следующих 28 деревень, из коих шесть были пусты: Долгое, Кулига, Тишино, Миниево, Горяиново, Шортино, Шумилово, Гаврилово, Мошки, Омельяново, Зауломское, Езовки, Суховерхово, Кленовищи, Колдома, Пески, Хвощеватик, Оксеново, Березик, Боровое, Красное (выть священника), Лобаново, Кривошеино, Зуево, Курганы, Онтоново, Шиляково и Терешнево. Во втором ключе Кнушовском было 18 деревень, из коих три пусты: Огурцово, Аристово, Сандырево, Понтино, Трофимово, Шидьяр, Добрилово, Погорелое, Пенково, Тимонино, Сербуй, Микшино, Холм, Ракульское, Терешково, Лабунино, Липовое и Щелково. В третьем ключе, Зарецком, все двадцать семь деревень, кроме одной, были населены: Бозино, Митино, Бахлычево, Тихоново, Бонема, Корюкаево, Родино, Горки, Змеево, Карасово, Ванино, Быково, Кабачино, Щуклино, Пребудово, Богатырево, Бренково, Костянтиново, Загорье, Князево, Кузгорино, Морозово, Брюшинино, Коренево, Пружинино, Олексеева и Обанино. На Бабьем озере, помимо того, стояла белая деревня Карботка, где было шесть дворов монастырских плотников. По писцовым книгам 1626 и 1627 годов меры князя Никиты Шеховского всего круг Кириллова монастыря числилось три погоста, да две деревни церковных, где жили причты, да два села, да сорок восемь деревень, да восемь пустошей, а в них 177 дворов крестьянских со 180 человеками и семь дворов бобыльских с 7 человеками, да шесть дворов монастырских плотников, людей в них то ж. Один погост стоял на Шидьярском озере, а на погосте церковь Великомученика Георгия, древяна, верх шатров, да другая церковь - Николы Чудотворца с трапезою, древяна, клецка. Возле церквей было четыре кельи, в них живут нищие, питаются от церкви Божией. На погосте же жил священник Федор Якимов. Под Кирилловым же монастырем по Вологодской дороге погост, а на нем церковь Покров святой Богородицы, верх на каменное дело, да другая церковь святых Христовых мучеников Флора и Лавра, клецки. У церкви три кельи для нищих. Возле погоста деревня церковная, а в ней священник Лука Сидоров. Третий погост на реке Шексне, на Звозе, а на нем церковь Николы Чудотворца, древяна, верх шатров; да другая церковь Леонтия Ростовского чудотворца с трапезою, верх клецки. У церквей две кельи. К ним церковная деревня Красная, белая, где жили священник Филипп Фомин да дьякон Парфений Ортемьев. Во всех шести церквях образа, книги, церковные свечи, ризы и на колокольнице колокола и вообще все церковное строение мирское и частью монастырское.

Рядом с Подмонастырьем монастырская вотчина Улома - Уломский ключ - состоявший из семи деревень: Дымково, Рябково, Кобелево, Фомушино, Прокунино, Великий Двор и Шатрецкая, и двух пустошей: Болванцы и Орлецы. Всего в Уломе было по писцовым книгам 7 дворов крестьянских с 9 человеками, да два двора вдовьих, да двор пуст. Подмонастырье и Улома расположились, главным образом, на землях, пожертвованных преподобному Кириллу Авдотьей Борисовной, женой великого князя Дмитрия Донского и их сыном Андреем Дмитриевичем, князем Белозерским.

Остальные вотчины Кириллова монастыря перечислим кратко, придерживаясь писцовых книг.

Волок Словинский, на нем четыре погоста - Благовещенский, Георгиевский, Вознесенский и Никольский, четыре церковных деревни, где жили причты, и 74 деревни, и в них 124 двора крестьянских и 92 бобыльских и двор вдовий, и людей в них то ж. Волок Словинский пожертвован князем Андреем Дмитриевичем Белозерским и его сыном Михаилом Андреевичем.

В Чуровской волости, ныне Череповецкого уезда, Кириллова монастыря вотчина - три погоста: в Чаромском ключе Ильинский - на реке Сизме, в Запогостье на реке Чуровке - Рождества Пречистой Богородицы и в Коленце на реке Шексне - преподобного Кирилла Чудотворца, без пенья. В вотчине 37 деревень, кроме погостов, в них 79 крестьянских дворов с 90 человеками и 59 дворов бобыльских с 59 человеками да два двора вдовьих.

Вотчина Кириллова монастыря на Колкаче (ныне Кирилловского уезда), а в ней село Талицы на речке Малой Сиземке с Троицкою церковью, погост Троицкий на Суходоле и село Старое на речке Малой Сиземке с церковью апостолов Петра и Павла. В Колкачской вотчине 36 деревень и в них с селами 70 дворов крестьянских и 56 дворов бобыльских и людей то ж, двор вдовий.

В Милобудовской вотчине, что на Покровском озере, погост Покровский с церковью, да село, да двадцать деревень и в них 29 дворов крестьянских с 31 человеком, да 19 дворов бобыльских с 20 человеками.

Вотчина Рукина слободка, где церковь Воскресенская, и к слободке 27 деревень с 44 дворами крестьянскими и с 45 дворами бобыльскими и людей в них то ж.

В Романове слободке (Череповецкого уезда) церковь Рождества Пречистой Богородицы, да к слободке село Васильевское, а в селе церковь Василия Великого Кесарийского, да 15 деревень, в которых 52 двора крестьянских с 52 крестьянами, да 33 двора бобыльских с 34 человеками.

Новая Ерга и в ней село Богоявленское с Богоявленскою церковью, церковная деревня Петряево, Горки да 10 деревень и в них 29 дворов крестьянских с 30 человеками, 4 двора бобыльских с 4 человеками и 27 дворов пустых.

Кириллова монастыря в Ергомже погост, а на нем церковь Дмитрия Солунского, село Великий Двор и 5 деревень, в них 11 дворов крестьянских и 16 дворов бобыльских, людей то ж.

В Старой Ерге два села - Воскресенское и Давыдово-Никольское и 14 деревень, и в них 46 дворов крестьянских и 36 дворов бобыльских, и людей то ж.

Село Троицкое (Надпорожского стану Белозерского уезда) и к нему сельцо да деревня, и в них 11 дворов крестьянских, да 11 дворов бобыльских и людей в них то ж.

Село Куность (Белозерского уезда), а в нем церковь Покрова Пречистой Богородицы и к селу 4 деревни, и в них 11 дворов крестьянских с 12 человеками и 14 дворов бобыльских с 14 человеками.

В Карголоме погост Благовещенский (близ города Белозерска) и 5 деревень, и в них 7 дворов крестьянских и 4 двора бобыльских, людей то ж.

Лоза (Белозерского уезда), а в ней село Антушево с церковью Введенскою и Ильинскою. Старое село, к которому Пречистовский погост на острову и 25 деревень, и в них 65 дворов крестьянских, да 56 дворов бобыльских и людей в них то ж.

Село Мегра на реке Мегре при Белом озере (Белозерского уезда), в нем церковь Успения Пречистой Богородицы и другая Рождества Христова, в селе 15 дворов крестьянских, да 26 дворов бобыльских, людей в них то ж.

Село Городище на реке Мегре, а в селе церковь Дмитрия Солунского, и к нему 9 деревень с 14 дворами крестьянскими и 13 дворами бобыльскими, людей то ж.

Вотчина Кема и в ней село Покровское да три погоста, 72 деревни, и в них дворов крестьянских 130 и крестьян 150, дворов бобыльских 33 и 34 человеками.

Село Кивуй с церковью Покровскою да 5 деревень, и в них 10 дворов крестьянских с 10 человеками и 5 дворов бобыльских с 6 человеками.

Село Вашкей с церковью Николы Чудотворца, к нему 9 деревень с 20 дворами крестьянскими и 10 дворами бобыльскими, людей то ж.

Слободка Великосело на реке Шексне, в ней монастырский двор, да монастырские анбары и при них 16 человек сторожей, из коих 7 беспашенных.

И всего Успения Пречистой Богородицы Кириллова монастыря в Белозерском уезде (по нынешнему в Белозерском, Кирилловском и Череповецком уездах), кроме Подмонастырья, 14 погостов, 21 село (церквей на погостах и в селах 49 с пеньем и 4 без пенья), 3 сельца, 1 слободка, 389 деревень, и в них 812 крестьянских дворов с 842 человеками и 411 дворов бобыльских с 419 человеками да 8 дворов вдовьих, 20 дворов пустых и 500 мест пустых.

В Вологодском уезде сельцо Михайловское на Сизме на реке Лапсарке и в них 51 двор крестьянский с 86 крестьянами и 28 дворов бобыльских с 32 человеками. Возле самой Вологды, у посада на реке Вологде, стояли слободки Кириллова монастыря, где были монастырский двор, амбары соляные и 5 белых дворов с бобылями, и в самом городе двор и лавка.

В Пошехонском уезде вотчины Кириллова монастыря в Ухтомской волости: село Семеновское на речке Копше, село Тутаново, село Карповское, село Чижово, на Кукобое, сельцо Старое Борисо-Глебское на речке Спице и село Санниково на речке Тисовке в Арбужевской волости, а всего 5 сел, сельцо, 2 починка и 21 деревня, а в них 62 двора крестьянских, 34 двора бобыльских, людей столько же.

Село Спасское, Смердино то ж, на речке Саре Ростовского уезда, бывшее за князем Иваном Дмитриевичем Бельским, и к нему приселок да 6 деревень, в них 43 двора крестьянских с 70 человеками и 30 дворов бобыльских с 32 человеками.

Село Сретенское Костромского уезда, что была вотчина князя Дмитрия Феодоровича Палецкого, а потом князя Андрея Дмитриевича Палецкого, и к селу 4 деревни, дворов крестьянских 24, а бобыльских 14, людей то ж.

Село Кабаново на реке Волге, Углицкого уезда, данное по грамоте великого князя Василия Ивановича 1522 года, и 15 деревень; дворов крестьянских 26 с 43 человеками и бобыльских 20 с 35 человеками.

В Бежецком уезде вотчина Кириллова монастыря село Ильгощи, Агдышино то ж, село Дугино (Пиреботан) и село, что дал боярин Федор Иванович Шереметев по государевой жалованной грамоте 1613 года, Чернево, Шаблыкино то ж. В двух последних селах во время, когда составлялись писцовые книги (1627-1629 гг.), не было жителей; при селе же Ильгощи состояло 7 деревень и дворов крестьянских с селом было 5 с 5 человеками и бобыльских 14 с 19 человеками.

В Коломенском уезде вотчина Кириллова монастыря, что дала вкладу княгиня старица Агафья царевича Кайбулина княгиня Иванова дочь Васильевича Большого Шереметева сельцо Щапово, и в нем 15 дворов крестьянских с 18 человеками и 6 дворов бобыльских с 6 человеками.

В Московском уезде сельцо Петровское, Пестушино то ж, сельцо Пирогово, сельцо Шилбутово на речке Лекове, что было прежде боярина Ивана Васильевича Большого Шереметева, и сельцо Елегозино, что было Ивана Васильевича Меньшого Шереметева; в них дворов крестьянских 13 с 16 человеками и бобыльских 11 с 15 человеками.

В Дмитровском уезде село Куликово, в нем 5 дворов рыбных ловцов, людей в них то ж, 22 двора с 47 человеками и 11 дворов бобыльских с 17 человеками; село Куроглино на речке Яхроме и к нему 2 деревни, в них 6 дворов крестьянских с 12 человеками и 3 двора бобыльских с 6 человеками; деревня Загорьевское на речке Сестре из 2-х дворов крестьянских с 7 человеками и одного бобыльского с 2 человеками.

В Клинском уезде пустошь, что было сельцо Кунино против данной Микиты Истленева 1577 года.

За Кирилловским монастырем в рязанских переписных книгах 1646 года писано село Никицкое да сельцо Тыртово с деревнями, по писцовым книгам 1627 и 1628 годов бывшие за Федором Ивановичем Шереметвым.

По переписным же книгам 1646 года в Нижегородском уезде за Кирилловым монастырем числится село Меленки. Это село, как села Никицкое и Тыртово Рязанского уезда, а также и двор в Нижнем Новгороде были отказаны в монастырь по духовной Федором Ивановичем Шереметвым и записаны за ним монастырем по жалованной грамоте 1646 года царя Алексея Михайловича.

Кроме вотчин, монастырь владел еще усольями и рыбными ловлями как во внутренних водах, так и на Белом море. Соляные промыслы были на реке Золотице у Белого моря, а также Пушлахте, в Неноксе, Лашенге (Лопшенге), на Умбе и Кузь-реке. Сначала при Иоанне Грозном было дозволено монастырю продавать до 40000 пудов соли, а потом даже до 100000 пудов. Для перевоза соли монастырь имел свои лодки, которые ходили по Двине, Шексне и Волге. Монастырские рыбные ловли были в реке Умбе да в Олениных Рогах и в реке Оленце. В этих местах ловили семгу; в год бывает меженины и осенины 9000 рыб, да осенние же лучшие 6980 рыб. На монастырский обиход шло в год 2300 рыб, остальную продавали в год на 455 рублей. Из вырученных денег на 130 рублей покупали другой рыбы, 75 рублей платили на Москве оброку, оставалось в монастырь рыбных денег 250 рублей.

Монастырскими вотчинами, рыбными и соляными промыслами управляли посылаемые из монастыря старцы, рядчики вместе с слугами монастырскими. Жизнь вне монастыря на старцах иногда отражалась неблагоприятно. Сохранилась от 1636 года грамота, где соловецкие власти жалуются кирилловским властям на старца, жившего на Золотицом усолье, здесь, вдали от своей обители, оставившего ее строгий устав.

Во время сошного письма во владении Кирилловой обители находилось 1808 дворов крестьянских и бобыльских с 1929 человеками. С тех пор население Кирилло-Белозерских вотчин непрерывно умножалось. По росписи 1661 года, взятой из Монастырского приказа, Кириллов монастырь был одним из шести монастырей, имевших более 2000 крестьянских дворов, и занимал в числе их второе место вслед за Троице-Сергиевой лаврой: у первой было 16382 двора, у второго же 3855 дворов. В 1700 году было у него уже 5346 дворов, а в 1744 году - 21599 крестьян.

Монастырь с своих вотчин платил правительству: а) стрелецкие деньги и стрелецкий хлеб на содержание стрельцов, из которых состояло постоянное войско; б) ямские деньги на содержание почт; в) полоняничные деньги для выкупа пленных; г) деньги и хлеб ратным людям во время войны; д) даточным людям на ратную службу с полною обмундировкою. Помимо этих обычных пошлин монастырю часто приходилось уплачивать в государственную казну и другие сборы. Так в 1617 году по государеву указу собрано было с Кириллова монастыря на жалованье московским стрельцам по 120 четвертей ржи да 160 четвертей овса с сохи. С 1645 по 1666 год он, по царскому указу, тратился на постройку стен вокруг монастыря и в конце столетия принимал участие в корабельном деле на Воронеже.

В первой половине XVII века некоторые бедные и малолюдные пустыни, которые не были в силе поддерживать самостоятельное существование, приписывались к богатым монастырям. Такая общая мера была принята, как видно из просьб о приписке, подаваемых некоторыми пустынями, например, Филиппо-Ирапской, с тою целью, чтобы их защитить от посторонних посягательств и обид, причиняемых помещиками и даже крестьянами. Кирилло-Белозерский монастырь, как один из богатых и сильных, получил в управление несколько пустынь Белозерского края. К нему были приписаны пустыни Никитская, Городецкая, Благовещенская Ворбозомская, Нилов скит Сорский, Николаевская Ковжская; под попечением Кирилловой же обители находился возникший после свидетельствования чудес преподобного Иродиона (1658 г.) Иродионов Илоозерский скит. Вместе с пустынями к монастырю перешли и земельные их владения. Строители туда, в пустыни, избирались из монастыря и, приезжая, принимали все по отписным книгам. Такой порядок вещей продолжался до издания штатов, когда все приписные пустыни были вовсе уничтожены.

Кириллов монастырь по своим духовным, гражданским и хозяйственно-промышленным делам имел частые сношения с многими городами тогдашней Руси. Поэтому для приезда и остановки старцев и слуг монастырских там были подворья. Известны подворья в Пскове, Дмитрове, Нижнем Новгороде, в Угличе, в Кремле, Каргополе, на Белоозере, в Ростове. Но особенно замечательны монастырские подворья в Москве и Вологде.

Кирилло-Белозерское московское подворье находилось в Кремле около Фроловских ворот, по переписи 1626 года в 5 1/4 сажени от стены - оно известно под именем Афанасьевского монастыря. Первое упоминание о нем находим под 1514 годом, когда летописец рассказывает, что повелением великого князя Василия III Ивановича заложено было в Москве двенадцать каменных церквей. "В граде Москве, - говорит летописец (ПСРЛ, VIII, 254), - поставил церковь кирпичную Афанасей святый Александрьскы у Фроловских ворот Юрьи Григорьев сын Бобыкина". Когда и каким образом перешла та церковь во владение Кириллова монастыря, нельзя сказать, но только уже в 1563 году здесь было устроено Кирилловское подворье - монастырь; на нем была пострижена в инокини под именем Евдокии княгиня Ефросиния Владимировна, жена князя Андрея Ивановича Старицкого. Афанасиевский монастырь находился под управлением строителей, посылаемых туда из Кириллова монастыря; помимо строителей здесь жили старцы. Когда по делам монастыря или государственным на Москву приезжал игумен, останавливался здесь; тут же жили и священники, приезжавшие из Кириллова к царю со святою водою дважды в год: после памяти преподобного (9 июня) и после Успеньева дня. В московское разорение 1612 года в Афанасиеве монастыре жил старец Филарет Володимерец; у него литовские люди взяли монастырских денег 130 рублей 18 алтын 2 деньги. Тогда же выменянная на соль пшеничная мука сгорела, а погибло в ней цены 239 рублей 27 алтын 4 деньги; сгорело также жемчужное ожерелье Василия Алексеева Третьякова, оставленное на подворье игуменом Сильвестром еще при строителе Порфирии Ошевенском в 1605 году. В это время самое подворье потерпело значительные повреждения, которые были исправлены вслед за очищением Москвы от поляков. В XVII веке в Афанасиевском монастыре была церковь Афанасия Великого Александрийского с приделом преподобного Кирилла чудотворца Белозерского. День памяти преподобного праздновался (около 1634 г.) торжественно: "Благовест в ревут, трезвон большой, а звон бывает, как Государь пойдет на Кирилловское подворье". По "книгам отписным церковные московские службы Афанасьева монастыря в 158 году" (1649, октября 1 дня), по которым принял московское подворье строитель чернец Илья Ивицкий у строителя старца Ионы Палицына, на подворье было при церкви Афанасия Александрийского два придела священномученика Пантелеимона и придел преподобного Кирилла, названный трапезою. В 1652 году по благословению архимандрита Антония и по приговору государя келаря, старца Савватия Юшкова и старцев соборных на Москве в Афанасиевском монастыре при строителях старцах Феодосье Коромыслове и Исайе Горкине были выстроены новые каменные архимандричьи, строительские и братские кельи. Еще до введения штатов даже 1761 года, Афанасиевский монастырь был обращен в церковь, к которой причт (из священника, дьячка и пономаря) назначал Кирилло-Белозерский архимандрит, из Кириллова же священноцерковнослужители получали средства содержания. В 1769 году было совершенно уничтожено и самое подворье, имущество церковное частью было перевезено в Кириллов монастырь, а частью (ветхие иконы, оклады и венцы) переданы в Синодальную контору.

Начало вологодскому подворью положено при царе Иоанне Васильевиче Грозном. В Вологде сосредоточивалась монастырская торговля солью и рыбою: здесь же, с подчинением Белозерского края Вологодскому епископу (1657 г.), Кириллов монастырь должен был постоянно держать своих уполномоченных для сношений с епархиальною властью. Для управления делами подворья, заведования соляным промыслом и для сношения с епископами жили кирилловские старцы. В 1652 году в Вологде на Кирилловском подворье была построена каменная церковь во имя преодобного Кирилла Белозерского с приделом святителей Петра, Алексея, Ионы московских чудотворцев и при ней трапеза. При основании Вологодской духовной семинарии подворье и церковь были переданы под помещение ее, где она находится до настоящего времени.

VII

Изложив общие сведения о состоянии Кирилло-Белозерской обители в XVII и XVIII веках, укажем главнейшие исторические события за описываемое время.

Со смертию царя Бориса Федоровича (1605 г., апреля 13) началось смутное время на Руси. Престол царя Иоанна Грозного занял Лжедмитрий, возведенный туда поляками, исконными врагами русского народа, и шатанием умов русских людей. Вместе с Лжедмитрием пришли на Москву поляки и с ними появились новые порядки, не слыханные дотоле на Святой Руси. Самозванец нуждался в деньгах. В приходо-расходной книге Кирилло-Белозерского монастыря 1605 года в сентябре записано в расход: "игумен Сильвестр и страцы соборные выдали на царское венчание и на приход государыне и на поставление патриарху (Игнатию) и боярам на новоселье 203 рубля 26 алтын 4 деньги». Но этого было мало: скоро самозванец прислал с Василием Самариным в монастырь грамоту с приказанием взять на "свой обиход" 5000 рублей, которые и были выданы казначеем Филаретом в декабре месяце того же года. Из монастыря к Москве казну возил слуга Стефан Озерецкий да Буслав Козляинов.

7 мая 1606 года Лжедмитрий на соблазн благочестивых русских людей пышно отпраздновал свою свадьбу с паненкою Мариною Мнишек, а через 10 дней - 17 мая - был низвергнут с престола. Новый царь Василий Иванович Шуйский очистил Москву от поляков; многие из них были разосланы по разным городам. С этого времени начинается служение Кирилло-Белозерского монастыря Русской земле. Кириллов монастырь во все время твердо следовал призыву патриарха Гермогена стоять за православную веру и русский народ против их врагов. В апреле 1608 года монастырь давал по 2 алтына 3 деньги подмоги двум сторожам у панского двора на Вологде. В июне того же года монастырский слуга Буслав Козляинов с 17 человеками ездил на Белоозеро к литве. По грамоте царя Василий Ивановича из монастырской казны было выдано приказным людям Афанасию Васильеву Головленкову, Венедикту Тимашеву и Семену Головину для литовских людей Остафью Сломинскому с товарищи в июле 1608 года на корм 206 рублей 32 алтына 4 деньги, а в сентябре на жалованье - 148 рублей 16 алтын 4 деньги. Всех литовцев тогда было на Белоозере до 50 человек, но они здесь долго не оставались: одни из них были еще в июле отправлены с монастырским слугой Вторым Осеевым, другие в октябре с Буславом Козляиновым к Москве, а некоторые с Тихоном Курцовым в феврале 1609 года к Великому Новгороду. В тяжелое время, переживаемое тогда Русской землей, монастырь Кирилло-Белозерский деятельно участвовал в защите веры и отечества. На государеве службе под Москвою стояли монастырские слуги с ратными людьми князь Михайло Ухтомский, Иван Сукин, Гаврило Козлатин, а под Тулою, где укрепился Болотников с Лжепетром, был Тимофей Бобкин с товарищами. В 1609 году был на государеве службе под Белым Селом в Пошехонье Захар Судоков, где у него отгромили воры литовские 10 рублей, туда же были посланы стремянные конюхи Воин Петров сын Золотарев. Судоков с 20 товарищами потом перешел на Стромынскую дорогу и к Москве, откуда возвратился в монастырь и опять пошел к Москве, но на дороге был убит. Монастырь, отправляя ратных людей на службу, и сам готовился к встрече врага. Литовские люди и черкасы вместе с вольными казаками наполнили Русскую землю и везде производили грабежи и разбои. Видя угрожающую опасность, монастырские власти покупали на Вологде и в Архангельске у иностранных гостей порох, свинец, заготовляли самопалы и пищали. Было сковано около 400 копий. Во главе защиты стоял келарь Боголеп; игумен большую часть времени проводил на Москве. Опасность от людей литовских не заставила долго ждать. "Лета 7120 (1612 г.), - читаем в монастырских записях, - июля в 10 день в четверток литва Белоозеро выжгла и высекла. Того же году августа во 2 день приходила литва под Кириллов монастырь с Уломской дороги изгоном и выжгли конюшенный дворец и гостиный двор и шваленный дворец. 7121 году сентября в 22 день (1612 г.) литва Вологду выжгла и высекла". Того же году декабря в 5 день в ночи приступила литва к Кириллову монастырю пан Бобовский с "черкасы". Того же месяца в 11 день в ночи приступила литва Белоозеро выжгла и высекла. Того же году августа во 2 день приходила литва под Кириллов монастырь с Уломской дороги изгоном и выжгли конюшенный дворец и гостиный двор и шваленный дворец. 7121 году сентября в 22 день (1612 г.) литва Вологду выжгла и высекла» Того же году декабря в 5 день в ночи приступила литва к Кириллову монастырю  пан Бобовский с «черкасы». Того же месяца в 11 день в ночи приступила литва к Кириллову монастырю с лествицами пан Песоцкий с братом и с черкасы. Но все три приступа были безуспешны. Монастырские стрельцы и люди успешно отбили нападение неприятелей, не было даже убитых, только потом в марте было убито пять человек монастырских слуг. Кириллов монастырь остался единственной на Севере твердыней, не разоренной литовцами. Тогда весь край белозерский был занят их шайками; паны разбойничали здесь по крайней мере до 1618 года. Кирилло-Белозерский монастырь в нескольких местах Белозерского края держал своих людей "в засеках". Так, монастырские слуги Козма Гладкой да князь Михайло Ухтомский стояли на земской службе на Череповецкой засеке в 1612 году; другая засека была в противоположном конце в Бадогах, что ныне в Олонецкой губернии. Но проход и проезд не был безопасен. В октябре 1611 года келарь Боголеп послал монастырского слугу Третьяка Ворона в заозерские села рыбы купить, дал ему 20 рублей, и того Третьяка в Мегре под Белозерском (40 верст) литовские люди убили до смерти и деньги взяли. В 1612 году игумен Матвей поехал к Москве с чудотворцевою водою, захватив с собою 147 рублей, казаки его разгромили и деньги отобрали. Чрез год слуга Констянтин Денисьев да Тимофей Псковитин с товарищи, закупив на Вологде для монастыря разного товару, ехали в обозе в Кириллов. В Корчевщине напали на них казаки, слуг переграбили донага, казенную покупку отняли и лошадей всех увели с собой. Литовские люди остановились станом в Уломской волости и отсюда делали нападения для грабежа сел и монастырей. Горицкий монастырь сохранился, но на соседний с ним Никитский напали паны, выжгли его и игумена Павла сожгли. С 1617 года литва стала оставлять белозерские края, ее гнали как монастырские ратные люди, так и белозерские воеводы Григорий Образцов и Тюфяков. Освободившись от врага, монастырские власти принялись приводить в порядок монастырь и окрестные вотчины. "1617 года июня в 26 день житнику старцу Анофрию Кириллова монастыря явил Уломские волости крестьянин деревни Кобелева Максимко Кирилов кобылку кауру, лысу, трех лет на четвертую, грива налево, отметина у уха. А сказал, ту де у них в деревне кобылку покинули литовские люди. И ту кобылу житник старец Анофрей отдал тое же Уломской волости крестьянином тому Кирилку да Иванку Иванову за то, что де у них литовские люди взяли трое лошадей в деревне в Кобелеве - мерин рыж пяти лет, да кобылку кауру семи лет, да кобылку гнеду двунадцати лет". Крестьяне деревень, пострадавших от литовских людей, в 1617 году игуменом Савватием (1616-1623 гг.) и келарем Филаретом с соборными старцами были освобождены для поправки от обычного оброка в монастырь. Таков был Якунька Третьяков деревни Обанины и крестьяне деревень Фомушина и Шатреца, что в Уломской волости, "для того, что в тех деревнях литовские люди стояли и хлеб вытравили весь". Белозерский край и монастырские вотчины, как и вся Русская земля, долго не могли поправиться от литовского разорения - во время сошного письма, бывшего в 1625 и 1632 годах, многие деревни стояли пустыми, церкви разоренными и без пенья.

Близкие сношения русских с польскими и литовскими людьми неблагоприятно повлияли на чистоту нравов и крепость веры; некоторые из русских впали в иноземные заблуждения. Таковым явился князь Иван Андреевич Хворостин. Он в молодых годах был близок к самозванцу и служил у него при дворе кравчим. Поляки, их ксендзы и веселая жизнь при самозванце вредно подействовали на молодого князя, он поколебался в православной вере, хулил ее, не соблюдал постов и обычаев русских. С годами не прошли заблуждения, но еще более усилились. Князь стал надменен и тщеславен, отвергал шестой вселенский собор, говорил, что молитвы не для чего, что воскресения мертвых не будет, свое лжеучение не только в разговорах, но и письменно распространял, запрещал своим рабам ходить в церковь и соблюдать посты, русских укорял в суевериях и во лжи и говорил: "На Москве людей нет, все люд глупый, жити не с кем". В 1622 году на страстной неделе пил без просыпу, ел мясо, о Пасхе не был в церкви и не поехал ко двору с поздравлениями. Такое странное поведение Хворостина обратило на себя внимание правительства; в его доме произвели обыск и там нашли польские книги, образа и его сочинения тетради, где "многия укоризненныя слова писаны в вершь". При допросе князь сам сознался, что сомневается в вере, и поэтому для исправления царь и патриарх сослали его в Кирилло-Белозерский монастырь. Здесь он был отдан по патриаршему указу под начало "доброго" и "житием крепкого старца". Выходить из кельи ему запрещалось, никто не смел и посещать его, кроме церковных, никаких книг нельзя было ему читать - смотрели, чтобы никто к нему не приносил ни книг, ни писем. Помимо того, патриарх требовал, чтоб у него без келейного правила не было ни одного дня "церковного б пения николи не отбывал". Князь через год покаялся, и монастырские власти удостоили его причастия. Когда об этом монастырские власти донесли патриарху, он сделал им выговор, но вместе с тем признал возможным снять с князя Хворостина наказание. С грамотою об этом патриарх прислал в монастырь "учительный свиток" с изложением веры. Составили собор в трапезной церкви, призвали князя, и он пред всеми по присланному учительному свитку был "в вере истязан и дал на себя в том обещание и клятву", что впредь будет строго соблюдать православие, причем "учительный свиток" был подписан собственною рукою князя. Вслед за тем, 11 января 1624 года с Москвы в монастырь человек Хворостина Иван Михайлов привез грамоту от патриарха об освобождении князя из заключения и от царя, что ему велено "видети свои государские очи и быти во дворянех по-прежнему". К Москве приказано было его отправить на мирских подводах и со служками "для проезду и береженья", но он был послан за приставами. Иван Андреевич Хворостин в Кириллове монастыре жил с 1622 по 1624 год. Всего дачи его в монастырь было 190 рублей. Скончался Хворостин в монастыре у Троицы иноком Иосифом 28 февраля 1625 года. Корм от него в Кириллове был 9 февраля.

Ряд лиц мирского и духовного чина, сосланных в монастырь на заключение, не ограничивается князем Хворостиным. В 1620 году здесь жили до отправки в Тобольск немцы Ганс Локмин и Матюшка; в 1647 году томился в заключении крестьянин Мишка Иванов, обвиняемый в чародействе и наговоре. Собинный друг царя Алексея Михайловича боярин Борис Иванович Морозов в Кириллове монастыре нашел убежище от народного неудовольствия, вызванного налогом на соль. Борис Иванович здесь находился еще в августе 1648 года, что видно из царской грамоты от 6 августа, в которой царь Алексей Михайлович писал: "Ведомо нам учинилось, что у вас в Кириллове в Успеньев день бывает съезд большой из многих городов всяким людям; а по нашему указу теперь у вас в Кириллове боярин наш Борис Иванович Морозов, и как эта грамота вам придет, то вы бы боярина нашего Бориса Ивановича оберегали от всего дурного". Монастырские власти, заботясь о царском любимце, отправили его в Кирилло-Новоезерский монастырь. При архимандрите Моисее здесь были в ссылке (1660 г.) дьяк Третьяк Василий, стольник Григорий Милославский (1665 г.) и посадский человек с Белоозера Аникий Грошников (1666 г.). Здесь скончался (1682 г.) тесть царя Алексея Михайловича, дед по матери императора Петра Великого, боярин Кирилл Полуехтович Нарышкин, лишенный царских милостей по проискам боярина Милославского. В конце XVII века здесь находился под началом раскольник донской казак Оленшин. Из ссыльных XVIII века известны солдат Бархатов, живший на пропитании (1724 г.), певчий Михаил Корноухов, сторож денежного двора Григорий Ефимов. Из духовных лиц, томившихся на Белоозере в Кириллове в заключении замечательны: архиепископ Вологодский Нектарий, разрешенный грамотою 1621 года патриарха Филарета; игумен Афонской горы Феофан (1664 г.), архимандрит Муромского Спасского монастыря Антоний; Нижегородский митрополит, здесь скончавшийся, Исайя, прибывший в ссылку около 1704 года; архимандрит Рождественского Владимирского монастыря Гедеон (1621 г.). Самым знаменитым узником Кириллова монастыря был патриах Никон, живший здесь под именем старца Никона.

После осуждения на соборе 1666 года низверженный патриарх Никон поспешно и тайно от народа был увезен с Москвы в Ферапонтов монастырь, куда прибыл 21 декабря. На первых порах узника поместили в больничных покоях за строгим призором пристава и архимандрита, посылаемых с Москвы. Содержание его было возложено на окрестные монастыри, большей частью Белозерского края: Кирилло-Белозерский, Спасо-Каменный, Каргополиев, Павлов, Троицкий Усть-Шехонский, Кирилло-Новоезерский, Никицкий и Благовещенский Ворбозомский. Тяжелее всех приходилось Кирилло-Белозерскому монастырю. Народное уважение не оставляло опального патриарха в ссылке. К Никону начали приезжать всяких чинов люди, из городов посадские, с Белоозера земской избы староста да кружечного двора голова, каргопольцы, из разных монастырей монахи, из девичьего Воскресенского монастыря игуменья Марфа. Архимандрит Ново-Спасский Иосиф, посланный быть при Никоне для наблюденья, и ферапонтовский игумен Афанасий (1661-1680 гг.) увлеклись общим примером - начали Никона звать патриархом, целовать его руку, поминать в ектениях по-прежнему. В 1668 году были даже у Никона воры донские казаки, допущенные к нему приставом Семеном Наумовым. Узник стал жить открыто, принимая к себе многих, молился об исцелении приходивших болящих, утешал их, раздавал бедным большую милостыню. Большинство больных приходило из Белозерского края, но многие были из дальних мест, из-за Вологды, Заонежья, Ярославля, Костромы, Москвы, Твери, Новгорода. Дошли о том слухи до Москвы. Было составлено исполненное клеветы и недоброжелательства донесение, где патриарх обвинялся в сочувствии движению донских казаков, возмутившихся с Стенькою Разиным, обвинялся в чародействе и многих неприличных его положению и летам проступках. Слухам поверили, и опального Никона по соборному определению 1676 года решено было вывести из Ферапонтова монастыря в Кирилло-Белозерский, чтобы "жити ему под волею того монастыря безысходно". В Ферапонтов монастырь явились с патриаршими грамотами думный дворянин Иван Афанасьевич Желябужский и Чудовский архимандрит Павел и, сняв допрос с патриарха Никона, перевезли его в Кириллов монастырь. Заключение здесь продолжалось с лишком пять лет с 4 июня 1676 года до августа 1681 года и было тяжело для престарелого и больного патриарха. К нему были приставлены два "искусных" келейных старца - Авраамий и Иринарх, три человека служек - Петр Исаков, Василий Волков, Богдан Макарьев, особый повар Андрюшка Мегорский и приспешник Ивашка Луковка. Никон пред архимандритом Павлом и думным дворянином Желябужским со слезами бил челом великому государю и патриарху Иоакиму, чтобы прежних его келейных старцев - попа Варлаама и дьякона Мардария оставили у него, потому что "они к нему приобытчились и он к ним". Просьба старца не была уважена; их сослали в Крестный монастырь, и Никон остался один в новом месте заключения. Патриарх был одинок, к нему запрещалось входить не только посторонним мирским людям, но также и инокам Кириллова монастыря. Келейные вещи, которыми он пользовался в Ферапонтове, большею частию были отобраны, а из довольно обширной келейной библиотеки ему на руки были даны только две следованных псалтири и Библия; бумаги, чернил ему не выдавали. Выход из кельи дозволялся только в церковь, где предписывалось ему стоять с молчанием во избежание всякого церковного мятежа; за монастырские ворота выпускать его ни в каком случае не дозволялось. По приказанию патриарха Иоакима даже отобрали у Никона с давних пор оставшиеся у него панагию и две серебряных печати - последние вещи, напоминавшие ему о былом прожитом.

Помещение Никону отвели в деревянных кельях бывшего монастырского строителя Матвея; они стояли на месте каменного, называемого ныне "Никоновским", корпуса, где некоторое время было духовное училище. Вот роспись строению, где жил патриарх Никон: "Две кельи деревянные, теплые, в них четыре чулана с подволоки. Меж теми кельями сени теплые, в них постав. Позади тех сеней сени же холодные, в них два чулана забраны тесом с подволоки. Три чулана, в одном подволока брусяная, а в двух чуланах подволоки бревенные. Да в тех сенях восемь окошек больших с оконницы. Верхних житий - две вышки теплых, в них подволоки забраны тесом, два постава. Против тех вышек сени холодные, забраны тесом, в них шесть окошек больших с оконницы. Три чулана рублены из бревен, в них подволоки забраны тесом". Монастырские предания помещают патриарха Никона в трех разных каменных зданиях: в "Никоновском корпусе", что старое духовное училище, в прежнем "хлебном дворе", ныне пустое здание, стоящее между Введенским теплым собором и стеною от озера, и, наконец, в башне, называемой "Веселой".

Документальные данные не подтверждают, как видно, ни одного из этих преданий: только первое может указывать на то место, где были деревянные кельи, в которых жил Никон. Помещение, отведенное властями кирилловскими их узнику, оказалось неудобным, а от кирпичных печей и поварни, устроенной в нем для Никона, угарным. Патриарх сильно стал страдать от головных болей, появившихся от ушибов, полученных им еще при поспешной перевозке в Ферапонтов монастырь. О непригодности келий архимандрит Павел словесно доложил на Москве патриарху Иоакиму. Тот писал кирилловскому архимандриту Никите (1667 г., декабря 26 - 1681 г., ноября 6): "Мы указали вам в тех кельях сделать печи образчатыя ценинныя, чтобы угару отнюдь не было; да позади тех келий, где пристойно, поблизку, высмотря с ним, Никоном, для его потреб сделать ему особую поварню каменную с трубою, а трубу вывесть выше деревянного строения, чтоб от огня не было опасно. Хотя будет иное какое строение в тех местах, которое не нужно, отставить, а поварню, буде возможно, построить". Кирилловские власти не исполнили в точности патриаршего распоряжения. В келье Никона печь изразцовую ценинную они построили, сени поновили, сделали вновь подволоку и окна красные, двери и переходы на вышку, как ему угодно, но по тесноте места каменной поварни близ келий не построили, так как эта поварня закрыла бы свет в братскую больницу, и поэтому просили ее устроить в братской келье, соседней с помещением Никона. Эта братская больница существует в монастыре доселе. Это низкое каменное здание с двумя большими палатами, обращенными в кладовые; оно стоит за Евфимиевской церковью, называемой по прежним описям "больничной", в которую, по преданию, ходил молиться ссыльный патриарх Никон.

О жизни патриарха Никона в суровом кирилловском заточении, его занятиях и душевном настроении никаких точных сведений не осталось; даже ближайший жизнеописатель его Иван Шушерин ничего не мог узнать. Так крепко держали своего узника кирилловские власти. Патриарх уже три года томился в одиноком заключении. Царь Феодор Алексеевич, съездив на богомолье первый раз в Воскресенский (Новый Иерусалим) монастырь, под влиянием бесед с властями Воскресенского монастыря и своей тетки царевны Татьяны Михайловны, почитательницы Никона, проникся состраданием к злополучной доле знаменитого патриарха и 12 марта 1679 года отправил к нему к Пасхе с стольником Иваном Андреевым Матюхиным денежную милостыню, так что Никон после этого по случаю сбора денег с монастырских вотчин на жалованье ратным людям в турецкую войну, мог дать монастырю взаймы 149 рублей 12 алтын 2 деньги. Побывав раз, царь полюбил Воскресенский монастырь и сделал его своим богомольем. Тогда иноки Нового Иерусалима за подписью 60-ти подали царю прошение о возвращении Никона к ним. Царь, несмотря на противодействие многих недоброжелателей Никоновых, послал восточным патриархам грамоты о прощении Никона, и сам в полной надежде на успех дела писал в Кириллов: "О святом Дусе отцу нашему Никону патриарху, грешный царь Феодор с супругою своею поклон сотворяем и чести твоей извещаю, аще Бог повелит сему писанию вручитися тебе, и ваша честность да весть, что, надеяся на Бога, преведение твое не умедлит быти и имаши обитати сам в Новом Иерусалиме и имать (т.е. Иерусалим Новый) совершенство свое восприяти. И по сем я, грешный царь Феодор, с женою своею благословения вашего при свидании вашем с нами и чрез писание желаем. Аминь". Царское письмо оживило силы дряхлого старца, ободрило его и возбудило надежду скоро переселиться в любимый им монастырь. Чтобы ускорить эту давнишнюю мечту, Никон писал в Воскресенский монастырь, боясь преждевременно умереть: "Я болен болезнию великою, вставать не могу, на двор выйти не могу, лежу в гноищи, исходящее из меня под себя (извергаю). Была ко мне милость великого государя, писал он своею рукою, что хотел меня взять по вашему челобитью, но прошло уже много времени, а милостивого указа о том еще нет; придется мне умереть внезапно. Пожалуйте меня, дети мои, побейте еще челом о мне великому государю, не дайте мне напрасно смертию погибнуть, уже приходит конец моей жизни". Тогда же кирилловский архимандрит Никита доносил патриарху Иоакиму, что Никон весьма изнемог и близок к смерти, принял уже схиму и особорован, и на случай смерти спрашивал, как его и кому погребать. Не доложив государю, патриарх ответил, что будет отпевать сам архимандрит простым монашеским чином, а похоронят его в паперти церковной. Узнав о том, государь наскоро отправил в Кириллов монастырь своего дьяка Ивана Чепелева с наказом привезти Никона живого или мертвого в Новый Иерусалим. Патриарх Никон несколько раз велел поднимать себя с постели, одевать в дорожную одежду и в креслах выносить в сени на крыльцо, чтобы скорее отправиться в путь. Дивились этому окружающие, потому что никто не знал о царском распоряжении. В один из таких сборов прибыл царский посланец с милостивою грамотою. Наскоро приготовлены были струги для переезда по Шексне и Волге к Воскресенскому монастырю. До стругов больной 76-летний патриарх бережно был перевезен в санях. Простившись с Кирилло-Белозерскою братиею и благословивши ее, он отправился в путь по реке. Но не суждено было ему увидеть любимой обители. На пути туда против Ярославля и Туговой горы святейший патриарх Никон, уже свободный, на широком просторе реки Волги, воспитавшей его своим раздольем, мирно скончался 17 августа 1681 года в четыре часа пополудни, когда раздавался звон к вечерне соборного колокола.

В 1722 году посетил Кириллов монастырь император Петр I Великий. В том же году через месяц после его, проезжая из Олонецких Марциальных вод в Москву, была здесь его супруга императрица Екатерина I. Тогда архимандрит Иринарх поднес ей образ преподобного Кирилла в серебряном позолоченном окладе с такими же венцом и цатою; последняя была унизана бирюзою и венисами. Императрица же Екатерина I пожаловала 50 золотых в монастырскую казну и столько же на братию.

Участие Кирилло-Белозерской обители в устроении монастырей, помимо заведования ею приписными к ней пустынями, выразилось в пособии патриарху Никону при создании им Иверского монастыря и возобновлении Валаамской обители. В 1658 году при строении Иверского монастыря работало 20 кирпичников, посланных туда кирилловскими властями. Корелия и Ингирия, принадлежавшие к Руси с древних времен, по столповому договору 1616 года были отторгнуты от Русской земли; вместе с ними к Швеции перешел Валаамский остров с его знаменитой обителью, где некогда подвизался преподобный Савватий, постриженник Кирилло-Белозерского монастыря. Только чрез сто лет в 1710 году Петром Великим они были возвращены под Русскую державу и утверждены за нею Ништадским миром 1621 года. Но еще в 1618 году монахи Кириллова монастыря начали возобновлять Валаамскую обитель, вскоре по ее устроении при их содействии туда были перенесены почти все святыни, хранившиеся в Ладоге, а вместе с ними и мощи преподобных Сергия и Германа, Валаамских чудотворцев.