В селе Уварово находится Никольская церковь, 1857 года постройки, является памятником архитектуры федерального значения. Очень высокое здание церкви (40 метров) господствует над местностью.

Крестово-купольная архитектура, пятиглавие представляют традиции восточного и древнерусского зодчества, также как и закомары с пряслами. А вот наружные украшения и высокие узкие окна привносят уже элемент эклектики, так характерной для архитектуры середины XIX века. Отдельной колокольни нет, звонница расположена в правой передней башенке, к ней ведет узкая винтовая лестница. Здание является своеобразным памятником материального достатка и традиционного русского "боголюбия" жителей села, а также являет великолепный художественный вкус и опытную руку зодчего.

Закрыта церковь была в 30-х годах XX в., восстановлена в 90-х годах того же века на средства Ряшита Баязитова, почетного мецената Нижегородской Епархии, освящена Высокопреосвященным Николаем, митрополитом Нижегородским и Арзамасским.

Священномученник Михаил Павлович Платонов

Священник Михаил Павлович Платонов родился 2 ноября 1868 году в семье диакона Нижегородской губернии. При переходе в 5 класс Нижегородской духовной семинарии, был уволен из нее по просьбе родителей. С 23 сентября 1890 года до конца учебного года был учителем в церковно-приходской школе села Пергалей Княгининского уезда (ныне Бутурлинского р-на Нижегородской области), с 27 сентября 1891 года был учителем земской школы в селе Таможниково Нижегородского уезда (ныне Дальнеконстантиновского р-на).

После бракосочетания с супругой Валентиной Сергеевной (род. 2 февраля 1874 года) 20 октября 1894 года рукоположен во диакона в село Уварово Княгининского уезда (ныне Бутурлинского р-на), там же был учителем школы грамоты. 19 июня 1897 года рукоположен во священника того же села; с 1897 года проходил должность законоучителя в Уваровской земской школе и должность заведующего и законоучителя школы грамоты в деревне Чернухи.

24 августа 1899 года перемещен к Покровской церкви поселка Кумакского Орского уезда Оренбургской губернии.

С 1899 года по 1907 год состоял законоучителем мужской и женской школ того же поселка и заведующим школой Можарского хутора. 4 декабря 1902 года за труды по народному образованию награжден набедренником.

29 марта 1906 года за ревностное исполнение служебных обязанностей и благоповедение преподано ему Архипастырское благословение, а в следующем году награжден бархатной, фиолетового цвета, скуфьей.

С 1907 года о.Михаил служил в Саратовской епархии под началом священномученика Гермогена (Долганёва; †1918, память 16 июня), епископа Саратовского и Царицынского, с которым у о.Михаила сложились хорошие отношения. Владыка, видя гомилетический талант 39-летнего иерея, переводит его в город Хвалынск, являвшийся одним из центров старообрядцев, бежавших сюда после перевода в единоверие Иргизских монастырей. Здесь, в черемшанских ущельях, укрывались от губернских чиновников и полиции «ревнители древнего благочестия».

9 сентября он определен на должность Хвалынского Уездного Наблюдателя церковно-приходских школ и школ грамоты, он принял живое участие в организации сиротских приютов-школ. В частности, 26 октября 1907 года о.Михаил совершил освящение новоустроенной церковно-приходской школы в селе Широком Буераке Хвалынского уезда. На следующий день он провел беседу с заведующим школой и учителями «относительно желательных способов преподавания предметов программы церковно-приходской школы». Священнику было поручено также ведение миссионерских чтений и бесед в Казанской Соборной церкви Хвалынска (разрушен в 1937 году) по предметам веры православной со старообрядцами.

Спустя три года с марта 1910 года состоял заведующим Подлесинского миссионерского училища. Об этом вспоминал его сын Василий: «Начальное образование я получил в церковно-приходской школе, а потом отец определил меня в миссионерское училище. В этом училище, кроме общеобразовательных предметов, изучения церковного устава, русского раскола, вероисповедания различных сект, особое внимание обращалось на изучение магометанской религии, и для чтения Корана в подлиннике преподавался арабский язык, а для общения с магометанами разговорный татарский язык». После окончания Политехнического института в Ленинграде, и работы долгое время на инженерных должностях, Василий Михайлович после войны вошел в клир Саратовской епархии и закончил свое служение в сане протоиерея и настоятеля Духосошественского собора г.Саратова, будучи также председателем Саратовской епархиальной ревизионной комиссии.

Отец Михаил с сентября 1911 года состоял и исполнял обязанности заведующего и законоучителя во второклассной женской учительской школы. В 1911 году Преосвященным Гермогеном был награжден камилавкой.

В начале 1912 года епископ Гермоген был уволен от присутствия в Св. Синоде во вверенную ему епархию и вскоре за сопротивление небезызвестному Григорию Распутину выслан на покой в Жировицкий Успенский монастырь. Архиерейскую кафедру в Саратове занял уже упоминавшийся епископ Алексий (Дородницын), поставивший себе задачей вычистить из епархии всю «гермогеновщину».

Уже в феврале 1912 года (сразу после рождения четвертого ребенка в семье — дочери Антонины, род. 18 февраля 1912 года), отец Михаил был освобожден от должности наблюдателя и заведующего второклассной школой, а в июне того же года был уволен за штат. Супруга о. Михаила, Валентина Сергеевн, позже рассказывала: «…его лишили места епископ Алексей за его деятельность, и он был некоторое время без места».

Однако, уже 14 сентября того же года о.Михаил был назначен на священническое место к Покровской церкви села Большого Мелика Балашовского уезда (разрушена в 1938 году). 16 января 1913 году Епископом Алексием он был перемещен в Саратов на священническое место к церкви во имя Преподобного Серафима, стал законоучителем Серафимовской школы и Товарищем Председателя Попечительства, а впоследствии — и фактически руководителем Алексиевского приюта для детей-сирот, только что переданного в непосредственное ведение Серафимовского Церковно-приходского Попечительства.

До прихода о.Михаила приют был «в печальном положении и говорили даже, что приют закроется. Детей было человек 17». От предыдущего заведующего не осталось ничего, кроме долгов. Вскоре положение детей улучшилось. Дети обучались в приютской школе по программе начальных училищ и кроме того, дети старшего отделения обучались миссионерским предметам в пределах программы Закона Божия. В приюте была организована столярная мастерская. Летом дети ежедневно занимались практическими работами в саду и огороде под руководством учительницы и воспитательницы Александры Яковлевны Ивановой. Сам о.Михаил был законоучителем, причем оплаты за труды не получал. К 1918 году количество детей увеличилось почти вдвое.

С 1914 года он читал лекции на духовно-нравственные темы. Принимал участие в работе Саратовского Православного Братства Святого Креста. 28 марта 1916 года за заслуги по духовному ведомству награжден золотым наперсным крестом. В годы Первой мировой войны в саратовских госпиталях удавалось спасти далеко не всех раненых и был выделен определенный участок для военных захоронений. Летом 1916 года священник Михаил Платонов избирается уполномоченным по постройке храма-памятника на братском кладбище в Саратове героям первой мировой войны, но революция помешала этому замыслу.

У отца Михаила было четверо детей. Согласно данным 1917 года: Вера (род. 10 сентября 1895 года) находилась при отце, Петр (род. 25 июня 1897 года) обучался в 4-м классе Саратовской духовной семинарии, Василий (род. 4 апреля 1899 года) обучался в 4-м классе Саратовской духовной семинарии; Антонина (род. 18 февраля 1912 года) находилась при отце.

Активная гражданская позиция отца Михаила Платонова выразилась в том, что он состоял членом «Союза русского народа» (вплоть до его роспуска), который выступал за сохранение исторических устоев России — Православия и Самодержавия; нужно отметить, что вдохновителем и организатором Всероссийского Братского Союза Русского Народа в Саратове был священномученик епископ Гермоген (Долганёв).

После же февральской революции 1917 г. отцом Михаилом Платоновым создается православное общество «За Веру», перед выборами в Учредительное собрание оно преобразуется в предвыборный блок «За веру и порядок», целью которого является восстановление православной монархии. Вот его основные положения:

«1) Общество «За веру» учреждается для защиты, укрепления и распространения православия всеми законными и честными средствами.

2) Члены Общества взаимно укрепляют себя в вере, благочестии и христианской любви.

3) Члены Общества обязуются утверждать веру и церковность в своей семье; исполнять в своей жизни Христовы заповеди; по мере сил бороться с неверием; исповедывать и защищать православие среди иноверцев; сообщать Обществу о всех радостных и горестных явлениях в области веры и нравственности; ежедневно читать или слушать Слово Божие и молиться об обращении заблудших».

В речи перед открытием общества отец Михаил сказал следующее: «Среди вас есть ревнители Церкви. Они любят, почитают ее… Особенно скорбят ревнители веры в настоящее время, когда враги церкви открыто и яростно восстают на нее, когда безнаказанно отнимаются и изгоняются ея пастыри и архипастыри, когда совершаются неслыханные доселе кощунства и поругания над церковными святынями, когда наша собственная молодежь, наши дети, отравленные ядом вольнодумства, начинают сочувствовать кощунникам и беззаконникам, спорят со своими благочестивыми родителями и явно колеблются в вере…

Что же делать? Как помочь горю? Как помочь святой Церкви? Надо, други мои, нам почаще сходиться друг с другом на совет и беседу. Надо друг друга утешать, укреплять и вразумлять. Хорошо бы, по примеру других ревнителей, и нам открыть у себя особое братство или общество, чтобы стоять “за веру”».

Вот, что говорил сам о.Михаил: «Летом 1917 г. мною было основано общество «За веру и порядок», в которое кроме меня входили исключительно миряне. Цели общества: защита веры путем обращений в соответственные учреждения, устройство школ, взаимное ознакомление с фактами гонения на церковь, молитва и политическая деятельность, которая выразилась единственно в том, что мы выступили на выборах в учредительное собрание со своим списком, где были выставлены следующие кандидаты: 1) я; 2) протоиерей Ледовский ; 3) Миролюбов Александр Павлович ; 4) Дьяконов — свящ. Крестовоздвиженской церкви; 5) Гришин Аверьян Спиридонович . После 15 февраля 1918 года собрания общества мною совершенно не созывались». На вопрос допрашивающего его следователя отец Михаил отказался назвать видных деятелей общества «За веру и порядок».

Отец Михаил Платонов участвовал в паломнической поездке в село Корнеевку, Николаевского уезда, Самарской губернии (ныне — Краснопартизанский район Саратовской области) на место явления чудотворных икон Испанской Божией Матери и великомученика Пантелеимона и 31 августа 1917 года во время торжественного всенощного бдения произнес в сельском Покровском храме назидательное слово о прославлении этих икон.

И до и после октябрьского переворота, несмотря на угрозы в свой адрес, в проповедях и беседах отец Михаил открыто обличал безбожную власть. Пожалуй, главным делом жизни отца Михаила Платонова была проповедь. По свидетельству его супруги, он начал заниматься литературными трудами еще в Оренбургской губернии, занимался «в Хвалынске очень мало, потому что ему не было времени для этого. Он был занят служебными делами» . В июне 1917 года он публикует первый выпуск своих проповедей «За веру и порядок. Проповеди — отклики на современность». На первой странице находился образ преподобного Серафима Саровского овальной формы с факсимильным воспроизведением подписи преподобного. Выпуск второй — в декабре, и одну проповедь «Народ! помни Бога» публикует в январе 1918 года отдельным оттиском.

После поворотного для России отречения Помазанника Божия Императора Николая II и прихода к власти Временного Правительства во всех епархиях страны возникли бесчисленные церковные общества, комитеты, союзы. Епархиальные съезды, воодушевленные революционными лозунгами, свергали чем-либо неугодивших им правящих архиереев. Понимая силу Церкви и пытаясь ее ослабить, председатель Саратовского Совета рабочих и солдатских депутатов М.И. Васильев-Южин 20 марта 1917 года на общем собрании духовенства Саратова прямо заявил: «…Многим из вас, господа, придется… переродиться, совлечь с себя старого человека. …Чем вы избавите нас от необходимости прибегать к нежелательным мерам воздействия. А мы от этих мер в необходимых случаях не откажемся». Нарождающаяся большевистская власть уже начала показывать свою сатанинскую личину.

Развал в стране повлек за собой епархиальный раскол: викарный епископ Петровский Леонтий (Фон Вимпфен; † 1919) не ладил с правящим епископом Саратовским Палладием (Добронравовым; † 1922), подозревая последнего в том, что он — ставленник Распутина, как и предыдущий епископ Алексий (Дородницын). Епархиальный съезд потребовал от военных властей Саратова подвергнуть аресту епископа Палладия. В итоге — обоих архиереев удалили со своих кафедр. Атмосфера в епархии накалилась и лишь ко второй половине мая несколько нормализовалась, когда правящим архиереем был избран викарный Вольский епископ Досифей (Протопопов), ставший Саратовским и Царицынским 28 августа 1917 года.

Вот фрагменты проповедей отца Михаила, обращенных к взбудораженной революционными событиями пастве: «Братья и Сестры! Заставляйте себя молиться. Враг идет, враг у дверей. Враг обольстительный, как блудница, ядовитый, как змия, беспощадный, как бешеный зверь, устремляется на нас. Этот враг — дьявольская сила греха». «Приходите в церковь, богатые, и вы здесь почувствуете свою бедность духовную. Приходите сюда, бедные, и вы здесь найдете богатство духовное. Приходите сюда, ученые и неученые, начальники и подначальные, и вы все почувствуете себя пред Богом равными и друг к другу братьями. Только церковное братство и христианское равенство спасет нас от рабства греху, от рабства диаволу и даже от рабства капиталу. Братство христианское есть единственно прочный фундамент счастливой жизни».

«Много горестного, обидного и преступного совершается в настоящее время на святой Руси. Сердце разрывается от скорби при виде совершающихся насилий, убийств, грабежей, поруганий над христианскими святынями. Посмотришь на все — и холодное, мрачное уныние мертвой струей вливается в душу.

Сердце начинает отчаиваться и сомневаться в торжестве добра и правды. И всего горестнее видеть и слышать, когда люди с пышными фразами на устах ликуют и пляшут на трупе России, или как на пиру Валтасара…

«Прочь все старое! Прочь старые формы и старые понятия!» И ломают, уродуют, топчут все, начиная с видимого, вещественного, кончая душой, совестью, религией, Церковью. В конце концов получается не освобождение, а оголение, озверение, развращение…

Ведь не только зло то зло, которое мы видим, но и то зло, которое существовало до настоящего времени в скрытом виде. Гнойный нарыв прорвался, и гной беспрепятственно разливается во все стороны. Кто любуется на это зрелище, кто считает его желанным или нормальным явлением, тот недостойный человек; но ошибается и тот, кто думает, что этот отвратительный гной образовался вдруг, случайно, по причине одного внешнего, политического переворота. Нет, злой нарыв был и раньше. В течении многих лет он зрел-зрел, наконец, прорвался и своим смрадом наполнил всю Россию. И мы, христиане, теперь должны крепко беречься, чтобы не заразиться смрадом разврата, разбоя и неверия. Мы должны и других беречь от заразы. Мы должны воспользоваться всей предоставленной нам свободой на защиту наших святынь, вечных христианских истин и на обличение нечестивых, где бы они не находились — внизу или вверху».

«Все перевертывается вверх дном. Опрокидываются не только царские престолы, опрокидывается и Закон Божий. Истребляются заповеди, на скрижалях сердца человеческого написанные. Ниспровергаются основы человеческого общежития; попирается всякая правда и любовь. Зло торжествует, люди причиняют друг другу насилия, страдания и, вместо молитв о прощении, к небу несутся слова богохульств. Что же за жизнь ожидает наших потомков? Одни скоро забудут Бога, другие дерзко пойдут против Бога, а верные рабы Божии будут все уменьшатся и уменьшатся. И наконец мир дойдет до того, что уже никто не в состоянии будет спастись».

Немаловажное место в проповедях отца Михаила занимали насущные политические темы, в частности национальный состав Российского Правительства: «В настоящее время среди Временного Правительства есть не русские люди, а при республиканском строе и самый главный начальник или президент может быть не русским. Не русский президент и помощников себе может подобрать не русских, а если русских, то не из сочувствующих русской народности.

Еще хуже будет, если глава России окажется не христианином. Тогда нашим христианским порядкам, обычаям, законам и самим православным христианам будет угрожать великая опасность. Православный русский человек и при царском строе слабо защищал свою веру от врагов Церкви, а когда начнется стеснение от начальства, когда враги Церкви, пользуясь свободой, яростно обрушатся на православие, тогда многие-многие соблазнятся, убоятся и падут.

Вот почему теперь вполне уверенно можно сказать, что Святая Русь выходит на путь величайших испытаний, и в этих испытаниях ее единственным помощником является Бог и вечная правда православия…

Выходи, никого не боясь, ничего не страшась. Не унывай, не сетуй, не оплакивай прошлого. Вместо царя земного, всей душой покорись Царю Небесному и с Его помощью отстаивай, защищай, укрепляй, исповедуй и распространяй святую веру всеми законными, честными средствами. Не бойся и «огненного искушения»; и оно будет, но ты не бойся, а мужайся. Огнем святой ревности побеждай огонь напастей; жаждой спасения угашай пламя гонений. Не бойся: Я с тобою, — говорит Христос!».

Одним из первых в Саратове отец Михаил Платонов обращает внимание на преследование Православной Церкви в образующемся новом государстве. Одна из его статей так и называется «Гонения на Церковь»: «Давно ли Русь была православным Государством, а теперь стоять за православие стало уже опасно… Доходит дело до того, что у всех на глазах у православного народа отнимаются места, где христиане сходились на молитву и беседу. Такой случай был недавно в Саратове. Здесь в течение нескольких лет существовала чайная-столовая Братства Св. Креста, в которую православные люди сходились по праздникам провести время в христианской беседе и молитве. Это было единственное место собраний для простого народа. И вот это помещение было отнято рабочими для своих собраний, и сколько злостных кощунственных замечаний, сколько насмешек по отношению к церковным святыням высказали товарищи-рабочие на первых же порах своего захвата. Таким образом, дом милосердия и молитвы превратился хуже, чем в вертеп разбойников. Не ограничиваясь занятием помещения, которое раньше Городское Управление предоставило для благотворения и молитвы, захватчики не позволили духовенству взять движимое имущество чайной и перенести в другое помещение…»

«В ночь на 31 мая в Саратове злодеи взломали дверь в Крестовой Церкви, похитили деньги, священные сосуды, кресты; запасные св. Дары рассыпали по полу…»

«Среди нас теперь нет особенных религиозных талантов, нет пророков, от которых мы могли бы загореться. Все мы обыкновенные люди с обычными немощами. Мы боязливы, ленивы, теплохладны. Но пред лицем грядущего гнева Божия и ленивые должны воспрянуть и теплохладные воспламениться и к Богу обратиться. Обратитеся ко Мне, и обращуся к вам, — говорит Господь»

«В России больше 100 народностей. Из них самая большая — русская. В России 180 миллионов жителей, из них 130 млн. русских, остальные приходятся на прочие народности. Следовательно, переустройство русского царства больше всего касается русского народа. Русский народ и должен бы принять самое большое, самое главное участие в устроении русской земли».

«Каждый честный человек, — пишет он, — имеет полное право требовать восстановления царской власти. Только при царской власти возможны спокойствие, порядок и целость государства…»

Заголовки обличительных статей отца Михаила говорят красноречиво о его бескомпромиссной позиции: «Клеветники и невежды называют Иисуса Христа социалистом», «Клеветники называют Господа Иисуса Христа революционером».

«Не скорбите чрезмерно, но всей душой смиренно преклонитесь под руку Спасителя вашего. В терпении вашем — ваша сила и победа. В терпении вашем спасайте души ваши, — говорит Господь.

Да сохранит вас Бог от чрезмерного уныния. Не бойтесь того, что гонения одолеют, победят, уничтожат церковь Христову. Нет, нет! Никогда этого не будет. Св. И. Златоуст говорит: Колико ратоваша на церковь, и ратовавшие погибоша».

В заключении первого сборника в статье «Какой партии держаться?» отец Михаил дает прямой ответ: «Необходимо прежде всего твердо держаться Божественного Христова учения. Та партия, которая прямо или косвенно отвергает или колеблет учение Божие, такая партия или — языческая или, явно, антихристианская… Повторяю: Ищите прежде Царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам. Знает Отец Небесный, что мы нуждаемся во всем этом, т.е. в пище, в одежде, знает и даст, — только бы нам не желать лишнего».

Второй сборник, вышедший уже после октябрьского переворота и последний отдельный оттиск проповеди «Народ — помни Бога!», в целом также содержит наряду с чисто религиозно-нравственными проповедями, бесстрашное обличение воинствующего безбожия.

«Теперь все жалуются и плачутся на недостаток жизненных средств — пищи, одежды, обуви — и ничего не говорят о недостатке покаяния, а этот недостаток есть главная причина всех других недостатков.

В общем несчастьи все винят других. Каждый винит всех, и никто не винит самого себя. Когда послушаешь одного, другого, третьего — все оказываются виноватыми, и в тоже время никто не хочет с самого себя начать исправление, хотя бы путем покаяния. Никто не говорить: Господи! в этой разрухе и моя вина, — прости меня и помоги загладить свою вину. Нет, этого не слышно».

«Русские люди! где теперь, наши храбрые вожди? Сколько их было! — и все отняты… Одни убиты. Другие ушли. Третьи брошены в тюрьмы. Где наши храбрые воины? Храбрые убиты. Живут миллионы трусов и тунеядцев. Они считают грехом бороться с врагами и предпочитают воевать со своими братьями. Из христолюбивого и победоносного наше воинство стало корыстолюбивым и бедоносным.

Где теперь истинные судьи? Их нет. Все судят беззаконно и нечестиво. Где честные, неустрашимые советники? О них не слышно».

Отец Михаил публикует во втором сборнике известные «Протоколы извлеченные из штатных хранилищ Сионской Главной Канцелярии», сопровождая припиской, что ««Протоколы» еврейских мудрецов прекрасно объясняют все, что творится на наших глазах».

Он пророчески писал: «По слову Христову, мы теперь присутствуем при «начале болезней». Будет еще хуже. Если не нам, то чадам нашим придется испытать еще тягчайшие страдания. И все-таки, мы можем иметь в себе радость духовную, ту радость, которую имели мученики за Христа, когда они бросались в темницы, пожирались зверями, сжигались на кострах, усекались мечом. Это — радость духа — бессмертного, неуязвимого, неопалимого, неснедаемого. Такая радость должна быть свойственна и нам, верующие христиане».

Последняя проповедь «Народ! помни Бога» посвящена событиям в Саратове: «Со всех концов великой России несутся грустные вести о поруганиях над религиозными чувствами православного народа, а 6-го января [1918 года] в праздник Крещения Господня и мы — саратовцы были свидетелями глумления над нашей верой, и над всем православным народом.

По православному обычаю, в день Крещения «на Иордань» с крестным ходом собралось великое число народа. Некоторым было известно, что власть имущие намерены произвести во время чина водоосвящения какое-то ужасное бесчинство. Очень многие поэтому на Иордань не пошли, опасаясь за свою жизнь. Тем не менее народу было, кажется, даже больше, чем в прежние годы. Сначала богослужение совершалось мирно, но во время чтения епископом молитв пред освящением воды вдруг раздалась оглушительная стрельба из винтовок. Ни время, ни место, ни способ стрельбы совершенно не напоминали обычного крещенского салюта. Стреляли в самой густой толпе молящихся рядом с служащим духовенством. Буквально оглушенные стрельбой молящиеся ожидали смерти. Женщины рыдали.

— Не бойтесь: стреляют холостыми зарядами, — кто-то успокоил толпу. Но потом оказалось, что некоторые стреляли боевыми зарядами и даже в толпу. Оказались раненые и убитые.

Это уже — не первые мученики за веру в свободной России. Свободные сыны России расстреливаются только за то, что пришли на общую молитву…

Русский народ! Ты обманут кругом. Красными лоскутами, красными словами, красными приманками тебя сделали послушным рабом и последним нищим твои освободители. Они освободили тебя от всех, веками собранных сокровищ и одновременно старались освободить и от сокровищ веры Христовой. Народ! помни Бога…»

После обращения Святейшего Патриарха Тихона от 19 января (1 февраля), в котором он анафематствовал участников кровавых расправ над невинными людьми — богоборцев, поднявших руки на церковные святыни и на служителей Божиих и призвал совершить по всей стране крестные ходы против Декрета об отделении Церкви от государства, 28 января 1918 года, в воскресенье, в Саратове, как и во многих других городах страны состоялся всенародный крестный ход. Как пишет его очевидец, «когда крестный ход всего городского духовенства во главе с епископами Досифеем и Дамианом с Соборной площади двинулся по Немецкой улице, то он растянулся по крайней мере на полтора квартала. Блестящие хоругви, множество икон, тысячи людских голов, медленно движущийся, как бы плывущий среди толпы огромный крест — знамя братства Св. Креста, одушевленное пение народом церковных (в том числе и пасхальных) песнопений, все это производило неизгладимое… и потрясающее впечатление…».

После опубликовании Декрета об отделении Церкви от государства, отец Михаил Платонов принял активное участие в его обсуждении. 2 февраля 1918 года (или, по введенному тогда григорианскому календарю, 15 числа) в 6 часов вечера на квартире ректора Саратовской духовной семинарии архимандрита Бориса (Соколова) состоялось собрание, собранное по инициативе собрания объединенного духовенства и мирян на котором обсуждался вопрос об отделении церкви от государства «с целью уяснить вопрос в связи с изданным декретом Совета Народных Комиссаров».

По словам отца Бориса: «…собрание объединенного духовенства и мирян… поручило мне и господину Словохотову уволенному из окружного суда чиновнику пригласить для переговоров представителей христианских общин по вопросу об отделении церкви от государства и общего объединению веры, причем выяснить еврейству, что христиане никакого выпада не делают».

Помимо православного духовенства, присутствовали: лютеранские пасторы Иоанн Шлейпниц и Либорий Бейнинг, ректор католической семинарии, священник Иосиф Нейгум, представитель общины старообрядцев безпоповцев, известный издатель религиозной литературы Василий Захарович Яксанов, представители общины старообрядцев Абрам Ильич Панкратов, Иван Федорович Захаров, Силантий Петрович Васильев.

Священник Леонид Поспелов предложил: «устроить каждому по своей вере шествие на кладбище, чтобы там дать клятву держать веру предков и этим выразить не протест правительству, а средство укрепления веры». На следующее собрание, которое планировалось провести в среду, решено было пригласить представителей евреев и магометан.

В 22.30 все присутствующие были задержаны и обысканы уполномоченными членами Исполнительного Комитета Саратовского Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов. Несмотря на то, что было разрешение Исполнительного Комитета Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов на собрание, подписанное секретарем Исполнительного Комитета Д.Цыркиным, датированное 20 января, собрание было объявлено незаконным. Были учинены допросы некоторым присутствовавшим. В результате допроса было постановлено всех задержанных отпустить.

Сохранились два протокола обысков, произведенных на квартирах, присутствовавших на том собрании. У монаха Павла (Кусмарцева): «Было найдено и взято несколько бумаг и книг. Было найдено также небольшое количество вишневой настойки в графине». У священника Михаила Платонова 16 февраля 1918 года: «При обыске была найдена монархическая литература, большое количество писем, австрийская винтовка № 8173, без затвора, шапирограф, портреты бывшего царя Николая II и Николая Николаевича. Все выше означенные вещи были взяты в Исполнительный Комитет». Помимо упомянутых сборников отца Михаила, была изъята листовка: «От пастырей г. Казани. Что значит отделение церкви от государства».

В связи с этим было сфабриковано т.н. «Дело саратовского духовенства», которое стали в спешном порядке готовить к судебному разбирательству. 28 февраля 1918 года, «рассмотрев дело о собрании 15/2 февраля с.г., в квартире ректора Семинарии архимандрита Бориса, духовенства «православной» церкви и других религий христианского вероисповедания», Следственная комиссия при Саратовском Революционном Трибунале нашла, что собрание было созвано незаконно.

Было отмечено, что «у священника Платонова, было взято из квартиры три мешка литературы… ее было около пяти-шести пудов… Содержание брошюр: направлено к извращению истин и к прямому возбуждению, к неподчинению Советской власти и к ненависти, и религиозной вражде». В сборниках о. Михаила места, которые, по мнению Следственной комиссии, содержали сопротивление власти, восстановление религиозной ненависти и вражды, были подчеркнуты и взяты в скобки. Кроме того, в конце февраля 1918 года на почте был задержаны два сборника «За веру и Порядок», предназначенные для рассылки «в пяти тючках в количестве 325 экземплярах, что видно из протокола от 1 Марта сего года». Причем отцу Михаилу Платонову заведомо ошибочно приписывались слова, якобы высказанные на этом собрании.

«Рассмотрев настоящее дело следственная комиссия при революционном трибунале нашла, что все поименованные лица подлежат суду Саратовского Революционного Трибунала, а потому постановила: Всех присутствовавших на собрании… [перечисляется 16 человек] привлечь к ответственности за незаконное и неразрешенное собрание, и обсуждение мер борьбы против советской власти российской республики. Кроме того, священника Михаила Павловича Платонова привлечь за издательство и распространение литературы, направленной к низвержению советской власти российской республики, к восстанию против власти и антисемитского учения, направленного против еврейской религии, и к погромам. Винтовку и Шапирограф, отобранные у священника Платонова конфисковать».

При обыске были изъяты две части печатного сборника проповедей о. Михаила, приобщенные к делу в качестве вещественных доказательств контрреволюционности, а также его письма к покупателям сборников, из которых видно, что таковыми были, в основном, монастыри. В одном из писем о. Михаил указывает своей целью «борьбу с современным безбожием, вольнодумством и сатанинством».

Член Саратовской ученой архивной комиссии К. Я. Виноградов обратился с просьбой «выдать ему как исторический материал по девяти экземпляров из литературы отобранной у священника Платонова, а равно и письменный материал, заключающийся в письмах рукописях и друг. Постановили: Брошюры и листовки по девяти экземпляров выдать, а переписку, если они изъявят желание, разобрать и если окажется нужный материал для суда оставить, а остальной выдать комиссии».

Сохранился протокол от 1 марта 1918 года, в котором члены следственной Комиссии при Революционном Трибунале постановили все количество сборника «За веру и порядок», изъятое у о. Михаила сжечь. Причем «настоящий протокол приобщить к общему делу на предмет привлечения священника Михаила Орлова к судебной ответственности». Имелся в виду, конечно, о. Михаил Платонов. Кстати, нужно отметить, с правописанием у новой губернской власти, были значительные сложности, поэтому одни и те же имена задержанных на квартире ректора семинарии, цитируемые в разных местах дела, имеют самые причудливые разночтения.

1 марта 1918 года Следственная Комиссия при Саратовском Революционном Трибунале допросила епископа Саратовского и Царицынского Досифея (Протопопова), который сообщил, что разрешение на это собрание он не давал: «Ранее сего числа у меня в архиерейском доме были собрания духовенства и мирян, но на эти собрания было разрешения от Совета Солдатских Рабочих и Крестьянских депутатов. На этих собраниях говорили на религиозные темы; между прочим, обсуждали вопрос о декрете об отделении Церкви от Государства. Окончательного решения мы не выносили, а обсуждали лишь в общих чертах. На собрании был поставлен вопрос относительно переговоров с Католическим Епископом, лютеранами, старообрядцами и другими христианскими исповеданиями, а также магометанами и евреями, но относительно этого окончательного решения не было, но я лично высказался, что общего моления не должно быть.

Бывший крестный ход я разрешил и даже участвовал в нем, но я на этот крестный ход смотрю как на моление, а не как на демонстрацию; на крестный ход было разрешение от Исполнительного Комитета Совета Солдатских Рабочих и Крестьянских депутатов.

Относительно рассылки священником Платоновым литературы я ничего не знаю и никакого разрешения не давал».

Уже 5 марта 1918 г. Следственная Комиссия при Революционном Трибунале направила с письмом за № 297 «законченный следственный материал по обвинению Саратовского духовенства в призыве к ниспровержению существующего правления Российской республики». Так было положено начало делу, хранящемуся ныне в двух отдельных папках в Государственном архиве Саратовской области (Ф. Р.-507. Оп. 1. Д. 253 и Д. 255).

Саратовский Революционный Трибунал 3 июня 1918 г. с письмом за № 1076 препроводил в Коллегию Обвинителей при Революционном Трибунале «дело за №6, для дачи заключения о полноте произведенного следствия и составления обвинительного акта, согласно п.п. Б. и Г. ст. 6 Декрета о Революционных Трибуналах; после чего дело без замедления представить в Трибунал».

Однако внезапно юридическая машина большевиков споткнулась о неаккуратность ведения делопроизводства, а конкретно, о разночтение в именах лиц, которых предполагалось осудить. Через месяц, 5 июля 1918 года, член Коллегии обвинителей Саратовского Революционного Трибунала Леонид Игнатьевич Гринь в письме за № 21 пишет: «Прежде чем дать заключение по делу Духовенства города Саратова, считаю не необходимым точное установление фамилий следующих обвиняемых: 1) Сшибов, 2) Шейиум, 3) Ланукауд. Кроме того, прошу обратить внимание, 1) что священник Леонид Поспелов, фигурирующий по документу № 4, не указан в заключении Следственной Комиссии Трибунала (Док. № 12). 2) Не снят допрос с священника Михаила Орлова (Док. № 13)».

На это 16 июля 1918 года было дано заключение Следственной Комиссии «рассмотрев, возвращенное ей Коллегией обвинителей для дополнительного следствия, дело Саратовского Духовенства, обвиняемого в призыве к свержению существующего направления Российской Республики, нашла, что фамилии обвиняемых, неправильно указанных Следственной Комиссией, согласно наведенным справкам, следующие: СГИБОВ, ШЕЙКУМ и ЛАНКАУ и что фамилия священника Леонида Николаевича ПОСПЕЛОВА, в заключении Следст. Комиссии, искажена и вместо нее указана фамилия ПОСНИКОВА; что же касается священника Михаила ОРЛОВА, то в имеющемся в деле, следственном материале, повода для обвинения не усматривается».

19 июля 1918 г. Следственная Комиссия препроводила «законченное-дополнительное следствие по делу за № 71, по обвинению Саратовского Духовенства в призыве к свержению существующего правления Российской Республики» в Коллегию обвинителей Саратовского Революционного Трибунала.

Но через четыре дня 23 июля член Коллегии Обвинителей Саратовского Революционного Трибунала Гринь снова возвращает дело к доследованию и сопровождает его следующими замечаниями:

«Дело велось с невероятною и непростительною небрежностью, о чем свидетельствует то, что: 1) Некоторые фамилии и до сих пор нельзя считать установленными, как например Шлейпниц или иначе. 2) Яксанов в заключении Следственной Комиссии превратился в Янсона. 3) Шлейпниц, Платонов, Ларунаудз, Алмазов и Орлов так и остались без допроса… На полях приложенной к делу литературы пометок, подобных там находящимся, делать не следует, ибо ниже достоинства членов Следственной Комиссии — вступать в полемику с обвиняемым. 7) Наименование учреждения, в котором мы все имеем честь работать, надо писать правильно, а не так как это сделано в протоколе Марта 1 дня 1918 года, помеченном номером 13…» После снятия необходимых допросов и надлежащего оформления дело рекомендовалось вновь передать в Коллегию Обвинителей Революционного Трибунала.

* * *

Однако неожиданно пресловутое «Дело саратовского духовенства», постепенно перераставшее в юридический долгострой, поскольку вся обвинительная часть его строилась на догадках и отсутствии фактологического материала, и, следовательно, была совершенно бездоказательна, получило второе дыхание, к немалой, вероятно, радости воинствующих безбожников.

В начале августа 1918 года в Саратове было получено сообщение о казни богоборцами в ночь на 17 июля 1918 года семьи последнего Российского Императора. 4 августа после совершения Божественной Литургии в Свято-Серафимовском храме настоятель, священник Михаил Платонов, совершил краткое молитвенное поминовение убиенного Помазанника Божия и сказал слово о гонениях на веру. Присутствовавшие за богослужением не смогли сдержать своих слез. Естественно, что столь выдающаяся «контрреволюционная акция» не могла не привлечь внимания гонителей.

7 августа в «Известиях Саратовского Совета» появилась статья «Проповедь святого отца», которая заканчивалась призывом к Губернской Чрезвычайной Комиссии обратить внимание на это «безобразие» и «принять соответствующие меры».

На следующий день, 8 августа, Следственная Комиссия Саратовского Революционного Трибунала направила письмо за № 1870 в Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем, в котором просит: «Сообщить известно ли Вам, что священник Серафимовской церкви, Платонов, служил молебен и рассказывал проповедь о Николае 2-м и какие меры приняты Вами по отношению к нему. Если Вы его арестовали, то просим прислать в н/Комиссию всю переписку о нем, так как в н/Комиссии находится прежнее дело, по обвинению названного Платонова в погромной агитации и распространении погромной литературы, если же Вами до сего времени не принимались еще никакие меры, то н/Комиссия предлагает Вам немедленно арестовать Платонова и препроводить в н/Комиссию вместе с перепиской о нем».

На следующий день письмо было получено и, после выяснения того обстоятельства, что арестован отец Михаил еще не был, заведующий отделом поставил следующую резолюцию: «Принять меры к установлению факта служения молебна за Романова Николая и если да, то задержать».

Сохранилось второе письмо уже от 18 августа, т.е. спустя десять дней, но, что удивительно, за тем же № 1870, которое дословно повторяет предыдущее, только подписанты были другие и резолюций на нем никаких нет.

После этого «гражданину Михаилу Павловичу Платонову», проживавшему на углу улиц Горной и Казарменной (где и находится Серафимовская церковь), была направлена повестка от Следственной Комиссии при Саратовском Революционном Трибунале. В ней отец Михаил вызывался в помещение Комиссии, находившееся в здании бывшего Окружного Суда на Московской улице (угол Никольской (ныне — им. А. Н. Радищева) улицы, 3-й подъезд, 3-й этаж), к часу дня 23 августа 1918 г. для допроса в качестве обвиняемого по делу Саратовского духовенства (№ 6/71). В принятии повестки расписалась дочь Вера Платонова.

В деле сохранились еще 4 повестки, приглашающие придти для допроса в Комиссию фигурантов по «Делу саратовского духовенства»: священнику Иоанну Алмазову, священнику Ларукауз или Лаунаудз, Ивану Федоровичу Захарову, Шлейтицу Иоанну Адамовичу, однако, кроме одной, подписей в получении не содержится.

21 августа Следственная Комиссия пишет в Губчека за № 1991 (ссылаясь только на письмо от 8 августа), что «просила Чрезвычайную Комиссию принять экстренные меры к аресту священника Серафимовской церкви г. Саратова, Михаила Платонова, обвиняемого в контр-революционной агитации с церковной кафедры, во время богослужения… н/Комиссия настоящим просит Вас поспешить исполнением нашего отношения». Только спустя 8 дней, уже после ареста о. Михаила, 29 августа 1918 года Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контр-революцией, спекуляцией и саботажем направила в Следственную комиссию Саратовского Революционного Трибунала материалы «по делу священника Платонова».

Священник Михаил Платонов был допрошен в пятницу 23 августа 1918 года в час дня (а также по одному источнику и на следующий день 24 августа) и, отвечая на поставленные вопросы, показал следующее:

«На собрание 15 февраля 1918 в помещении духовной семинарии я пришел с некоторым опозданием, кем был приглашен не помню. Собрание, как мне сказал пригласивший, будет посвящено вопросу о том, как отозваться на декрет об отделении церкви от государства. Особенное недоумение и недовольство вызвал тот пункт декрета, в котором говорится, что все церковное имущество и ценная утварь переходят в собственность государства. При обсуждении значения названного декрета наметилось 2 течения: 1-ое считало, что этот декрет сравнительно невинный т.е., что он имеет чисто формальное значение и по существу не изменяет и не нарушает обычной жизни церкви, 2-ое течение, имевшее на своей стороне подавляющее большинство присутствовавших на собрании, считало этот декрет началом открытого похода против православной церкви.

Сторонники 2-го течения высказывали ту мысль, что пока центральная власть, видя преданность народа православной церкви ограничилась пока изданием декрета, имеющего чисто формальное значение, но при первой возможности эта власть не преминет осуществить на практике свои права на основании декрета и фактически отберет имущество и утварь, что уже отчасти и сейчас проводится, так что дойдет до того что на каждое богослужение придется испрашивать особое разрешение гражданской власти.

Я лично принадлежу к сторонникам второго течения и даже более отрицательно отношусь к декрету, т.к. считаю, что изданный декрет есть фактическое завладение церковным имуществом и, если представители церкви не сдаем в руки советской власти церковное имущество и не просим разрешения на богослужение, то мы являемся преступниками по декрету, но на собрании я своего мнения не высказывал. Кто именно из присутствовавших на собрании был сторонником 1-го течения и, кто 2-го я не помню, помню только, что лютеране высказывались более осторожно и сдержанно.

При обсуждении вопроса о том, как отозваться на декрет об отделении церкви от государства, были предложены следующие конкретные меры: 1) Обращение к исполнительной власти с протестом против декрета 2) устройство крестного хода и наконец 3) распространение соответствующего содержания воззвания. Окончательного решения о выполнении этих мер не приняли, т.к. все согласились, что надо действовать в высшей степени осторожно и что данное собрание слишком малочисленно для принятия таких важных и рискованных решений, как обращение к населению с воззванием, которое может вызвать брожение и эксцессы если оно т.е. воззвание не будет всесторонне и достаточно продумано и устройство крестного хода, который может быть истолкован как политическая демонстрация.

Для тщательного и окончательного обсуждения этих мер решено было созвать новое и более многолюдного собрания с приглашением большого количества мирян. Кого именно из мирян предполагалось пригласить я не знаю. По своим политическим убеждениям я монархист, но считаю, что следует подчиняться всякой законной власти, законной же я считаю ту власть, которая поддерживается и признается большинством народа. Является ли власть советов законной или нет на этот вопрос я еще не дал себе определенного ответа, но в то время, когда я писал приложенную к этому делу литературу, я считал ее незаконной. Думая о том могут ли быть такие положения, когда христианину разрешается взяться за оружие я сейчас склоняюсь к тому, что таких положений быть не может, но, когда я писал вышеупомянутую литературу я был противоположного мнения т.е. думал, что христианину дозволяется поднять оружие для защиты отечества, веры и верховной власти, но я считал, что поднять оружие можно только по призыву законной власти.

В своей литературе я, обличая явления современной жизни, указывал, что в очень многом виноваты мы сами и призывал всех к покаянию и молитве, как единственному выходу из всех зол. Если в некоторых воззваниях этого призыва нет, а есть только обличение, то это потому, что эти воззвания и статьи писались под впечатлением и в ответ на ту несдержанную погромную пропаганду против православной церкви, которая с каким-то особенным сладострастием велась властью. Поэтому же поводу опубликованы мною «Протоколы, извлеченные из тайных хранилищ Сионской Главной канцелярии»; оригинала этих протоколов я не видел, но в их существовании меня убеждает то, что эти протоколы напечатаны во многих изданиях и опровержения их я не встречал.

Связь с мирянами каждый священник осуществляет по-своему; я осуществлял ее при помощи собеседований с ними на внебогослужебных собраниях. Летом 1917 г. мною было основано общество «За веру и порядок» в которое кроме меня входили исключительно миряне. Цели обществава: защита веры путем обращений в соответственные учреждения, устройство школ, взаимное ознакомление с фактами гонения на церковь, молитва и политическая деятельность, которая выразилась единственно в том, что мы выступили на выборах в учредительное собрание со своим списком, где были выставлены следующие кандидаты: 1) я; 2) протоиерей Ледовский; 3) Миролюбов Александр Павлович; 4) Дьяконов — свящ. Крестовоздвиженской церкви; 5) Гришин Аверьян Спиридонович.

После 15 февраля 1918 г. собрания общества мною совершенно не созывались. Литературы это общество, кроме предвыборной, не издавали и брошюры «За веру и порядок» не являются органом этого общества, а изданы единолично мною. Сейчас мне известно о существовании в Саратове следующих обществ: 1) пастырский союз; председатель — Николай Лебедев протоиерей церкви Красного креста, собрания происходят большею частью в епархиальной библиотеке и устраиваются не периодически, а по созыву председателя; основано в августе 1917 г. 2) О-во церковного возрождения — председ. свящ. Дмитрий Крылов; собрания происходят; когда и где не знаю, основано после революции 3) О-во дьяконов и псаломщиков; кто состоит председ. не знаю, основано после революции 4) Братство святого креста, председатель Соколов Павел протоиерей женского монастыря, основано до революции 5) Объединенный комитет духовенства и мирян, председатель Борисов Михаил Андреевич; возникло приблизительно в мае 1917 г.

Собрания происходят или в Покровской школе, или в епархиальной библиотеке. Задачи общества защита церкви против законодательства, направленного против церкви. Меры защиты — обращение к властям. Литературы общество не издавало. Велись протоколы собраний о-ва, эти протоколы, как и все делопроизводство хранились у председателя. Членов президиума о-ва и видных деятелей не помню. Я был избран на одном из собраний товарищем председателя, но фактически этих функций не выполнял. 6) Общество благовестников, председатель протоиерей Воробьев основано месяца 2 тому назад. По поводу расстрела Николая II мною была произнесена проповедь следующего содержания: Прошел слух о расстреле бывшего императора. Слух этот не только не опровергается, но одобряется Советской властью, следовательно, это факт. Николай Александрович расстрелян без суда и следствия и без народного ведома. Как относиться к этому убийству по указанию Библии? После этого мною был прочитан рассказ амоликитянина об убийстве царя Саула из Библии: Книга Царств глава первая, а также были приведены слова из Библии: «не прикасайтесь к помазанникам моим». Закончена была проповедь возглашением вечной памяти о бывшем царе Николае Александровиче; особая панихида мною не служилась. Хотя я сознавал и сознаю что моя литературная и проповедническая деятельность приносит вред Советской власти, но, ставя выше всего интересы православной церкви, я считал своим долгом в защиту ее выступать против ее гонителей. Вся издаваемая мною литературы печаталась в типографии союза печатного дела. Назвать видных деятелей о-ва «За веру и порядок» я отказываюсь». Причем заметно, что последнее предложение текста допроса вписано чуть позднее подписи о. Михаила.

24 августа о. Михаил был арестован Районным Штабом Революционной Охраны. Следственная Комиссия Саратовского Революционного Трибунала поручила начальнику губернской тюрьмы заключить его под стражу, в тюрьме, зачислив его содержанием за Комиссией.

Отец Михаил позднее на суде показал, что «когда меня вели в тюрьму под конвоем, то я сказал сопровождавшей дочери Вере, что сегодня службы пусть не будет, но относительно завтра не говорил. Это было часа за два до службы: меня арестовали часа в четыре, а службы в шесть».

Сохранилась записка от 26/13 августа отца Михаила к супруге, просмотренная в тюрьме (на письме стоит соответствующий штамп). Она характеризует стремление отца Михаила и в узилище не расставаться со Священным Писанием и книгами апологетического содержания (с большой долей уверенности можно предположить, что и в тюремной камере о. Михаил не оставлял своего миссионерского труда), его смиренное отношение к происходящему и желание успокоить осиротевшую паству: «Дорогая Валентина. Пришли мне, пожалуйста, Библию — малого формата, катихизис, Оружие правды Варжанского, книгу «О спасении» Архиепископа Сергия Страгородского.

Из одежды — полукафтанье чистое, белье, зубную щетку. Будьте спокойны. Пусть будут спокойны и прихожане. Никаких ходатайств не возбуждайте.

Будь здорова. Целую всех. Сегодня мною подписан следственный протокол».

На следующий день после ареста в воскресенье 25/12 августа в 14 часов после Божественной Литургии, совершенной благочинным 3-го округа церквей г. Саратова священником Константином Соловьевым, состоялось общее приходское собрание Саратовской Серафимовской церкви, которое: «выслушав с глубоким прискорбием об аресте и заключении в тюрьму дорогого и любимого всеми ревностного пастыря Церкви о. Михаила Платонова, единогласно постановило: 1) заявить пред начальством, что священник о. Михаил Платонов никогда контр-революционером не был и не состоит. От лица всего прихода заявить, что о. Платонов по своей пастырской деятельности известен, как ревностный служитель Христовой Церкви, поучающий с церковного амвона Слову Божию и назидающий нравственной жизни. Никто из прихожан и никогда от о. Платонова о политических делах его суждения не слыхал; 2) ходатайствовать пред кем следует (пред Следственной Революционной Комиссией) о взятии на поруки коллектива верующих Саратовского Серафимовского прихода о. Платонова и 3) Уполномочить для надлежащего заявления и возбуждения ходатайства об отпуске о. Платонова на поруки прихожан-граждан: Ивана Павловича Всемирнова, Михаила Афанасьевича Антонова и Зота Петрова Казарова».

В этот же день 25 августа Следственной Комиссией был допрошен ктитор Серафимовской церкви ломовой извозчик Иван Павлович Всемирнов, который подтвердил, что: «В своих проповедях свящ. Платонов указывал на гонения, которые сейчас испытывает церковь, призывает к молитве и покаянию. Политические темы в проповедях никогда не затрагиваются. Листовки и воззвания иногда раздаются на паперти приютскими мальчиками, после богослужения…»

26/13 августа был написан рапорт № 127 в Саратовский Епархиальный Совет благочинного священника Константина Соловьева, в котором он извещает Совет об аресте о. Михаила (рапорт был принят только 30 числа). Причем о. Константин просит: «1) со стороны Епархиального Начальства принять меры к защите священника о. Михаила Платонова и 2) дать мне руководственные наставления, как я, по должности благочинного, должен поступать в подобных прискорбных случаях».